Книга Тайны Далечья - Марина Юрина

Изловил воришку кузнец, но стражникам подоспевшим не отдал. По законам тогдашним становился любой, вора поймавший, хозяином жизни преступника, а лиходей превращался в раба. Вот и взял кузнец паренька в услужение да в деревню свою повез. Десять долгих лет, аж до пятнадцати годков работал воришка денно и нощно не покладая рук: пас животину всякую, на огороде сорняки выпалывал, за дровами в лес хаживал, в дому прибирался и прочую работу грязную делал, что кузнец строгий и его жена сварливая сыновьям своим не поручали. Но не только труд каждодневный огорчал Чика. Сыновья кузнеца его ради забавы били, да и детишки соседские глумились не отставали; взрослые щедро презрительными взорами, а порой и плевками одаривали. Одним словом, рос паренек изгоем, хоть и среди людей, и только в пятнадцать лет улыбнулась сиротинушке удача.

Прихворнул как-то младший сын кузнеца, да все так неудачно вышло. Он кашлем заходится, с лежанки подняться не может, а в кузнице работа простаивает. Не поспевал кузнец всего с двумя отроками заказы односельчан выполнять. В ту пору жатва как раз была, инструменты то и дело ломались, да и у кобыл подковы через день отлетали. Не оказалось у кузнеца выхода иного, как парнишку-прислужника в кузницу пустить и к делу пристроить. Трудной работы ему, конечно же, не доверяли, но гвозди мелкие Чик мастерил, а пару раз даже кобыл подковывать помогал. Вот тут-то паренек и смекнул, что шанс у него появился не только на свободу удрать, но и в городе хорошо пристроиться, ведь если гвоздик не совсем прямым сделать, а чуток расплющить и под нужным уголком загнуть, то настоящая отмычка получится. А от инструмента этого воровского куда больше прока, чем от обычного гвоздя.

Убежал паренек как-то ночью. В город сразу подался, да и пару молоточков с прочими инструментами Кузнецовыми прихватил. Хватиться беглеца, конечно, хватились, да только не догнали, а в городе большом сорванца было уже не сыскать. Пару лет провел ученик-недоучка в услужении у Хромого: отмычки, кошки, крючки и прочий хитрый воровской инвентарь мастерил и многое в кузнечном деле сам постиг. Потом надоело парню на других спину гнуть, решил сам ночным промыслом заняться. И так ладно получалось у него сундуки да замки дверные вскрывать, что молва о нем пошла, да и прозвище лестное дали. Сначала называли его Чик-чиком, поскольку замки мудреные двумя или тремя ловкими движениями взламывал. Но поскольку кличка новая уж слишком смешно звучала, решил ее парень до трех букв сократить. С тех пор и величался вор Чиком.

Сани тряхнуло, видно, полозья на кочку обледенелую наскочили; парень открыл глаза. Вот так оно обычно и бывает: зовешь сон, зовешь, а он никак не приходит, но стоит о чем-то совсем неважном задуматься, как дрема тут как тут. Чик не заметил, как заснул и всю дорогу проспал. Светало. Кобылка резвая, в дорожке совсем не притомившаяся, их уже к околице деревенской подвозила. По счастью, здесь не та деревенька была, откуда парень из рабства удрал. Но все же решил воришка быть осторожней и ухо держать востро… ему ли нравов крестьянских не знать: чуть что, по мордасам, а коли, не ровен час, сотворишь чего, так и живьем мужички в землю закопать могут. Лапотникам закон не писан, не приучен народ простой зазря судей да стражу тревожить…

Проехали сани их мимо парочки домов, и уже приметил Чик неладное, стал сомневаться, а не зря ли за работенку взялся, уж больно жители деревеньки себя странно вели. Повстречался им мужик на волокуше. Как увидел паренька с попутчиком, так сразу воз разворачивать начал, а когда не успел, и они по правому боку проехали, то шапку с головы лысой быстро стащил и попутчику Чика низкие поклоны бить принялся. Отходили люди от окон, сани их заприметив, а кто во дворе был, спешил в доме скрыться. Не любили соседи розовощекого мужика, не любили, но шибко боялись, поскольку, видать, сила за ним была.

Не всякая власть на родовитости зиждется, есть и другая, более крепкая, что на толстом кошельке основана. Зажиточным на деревне стать непросто. А тот, кто достатка добился, явно половину люда себе подчинил: одни у него в должниках ходят, другие – не деньгами, но все равно чем-то, да обязаны. Не любят соседи богатеев деревенских, но чтоб себе дороже не вышло, предпочитают не связываться. Коль что пахучее да липкое еще совсем не усохло, лучше его объехать!

Остановил мужик лошадь у ворот самого большого и добротного в деревне дома, а вернее, терема, под стать тем хоромам из купеческой части города, что Чик пару раз в ночи посещал. Много было у дома того красивых окон с настоящим стеклом и украшений причудливых, резных. Хоть сам богатей деревенский одевался и простенько, но не поскупился на убранство обители своей.

Как только телега остановилась, сразу открылись ворота, а псы дворовые, перед хозяином хвостами виляя, на него, чужака, дружно залаяли и ощерились. Страшно Чику стало, одна лишь радость была – сидели сторожа зубастые на цепях крепких. Решил про себя парень, что бы ни случилось, от попутчика далеко не отходить. Парочка сонных парней в исподнем кинулись хозяину дома навстречу, но тут же и получили по спинам плетью крученой.

– Ах вы, паскудники! Я что вам, дармоедам, приказывал?! – ругался мужик, домочадцев своих или слуг жестоко хлеща и Чика, рядом сидящего, в плечо ненароком пихая. – Чо вы, олухи, повыскакивали, чо к воротам кинулись?! Наказано вам было, сундук сторожить, ни на миг глаз с него не спускать!

«Уж больно мужик о шмотках бабульки покойной печется! Нечисто дело, продешевил я, кажется, с наградой, а может, и в историю влип… – подумал Чик, осторожно, бочком, с саней слезая. – Теперь уж поздно: ни отказаться, ни цены иной не назначить… Что ж, сундучок быстренько вскрою, да и уберусь восвояси. Будет мне впредь, дурню, наука, как с деревенщиной связываться да заверениям пустым о законности услуги верить…»

Преподал мужик сынам своим или слугам науку плеточную, отходил по спинам усердно, а затем, злее, чем пес цепной, на Чика набросился:

– А ты что застыл?! Ступай в дом! Не хватало еще, чтоб слух по округе пошел, что я воровское отребье привечаю! Довольно и того, что злословы соседские нас вместе в санях видели! – прокричал мужик, отдышался, а затем к одному из битых парней обратился: – Карб, рыло свиное, долго сопли утирать вознамерился?! Проводи-ка господина разбойничка до сундука, инструмент ему всяк нужный дай да следи, чтоб гость ненароком по комнатам не прошелся да карманы свои добром не набил!

«Нет, зря польстился на золотой! Чую, хлебну еще горя сполна! – с сожалением подумал Чик, за провожатым немедля в дом ступая. – Надо бы отсюда бежать, да теперь уже поздно… псов спустят и насмерть затравят. Суров хозяин дома да лют, ой как не любит, когда даже в малом не по его выходит!»

Вошел Чик за Карбом в дом, но, кроме прихожей просторной да лестницы узкой в подвал, ничего так и не увидел. Светло было в подземелье, даже пуще, чем снаружи, во дворе, на факелах домочадцы не экономили. Провел Карб парня в комнату пустую да на сундук, прямо посередке стоящий, ручищей указал. Подивился Чик, чего такого ценного в сундучишке ветхом было, что ломать его не захотели? Сундук как сундук, только уж больно старый да неказистый. Стенки и крышка гнилью покрыты; днище наверняка отвалилось бы, если бы за ручки по бокам взять да слегка приподнять; железо обивочное проржавело, ну а уж про замок-то навесной и речи нет: ржавый-прержавый да плесенью по бокам покрыт. Добрый хозяин наследство такое сразу же выкинул бы, чтобы гниль с сыростью на хорошие вещи не перекинулись, и уж не стал бы никак в город за взломщиком ездить: и на оплату, и на овес кобыле тратиться.