Книга Мурка, Маруся Климова - Анна Берсенева

«Это что такое? – растерянно подумал Матвей. – Откуда здесь все это?»

Ни мама, ни Антоша никогда не носили таких смешных и нежных заколок, и бус таких у них, кажется, не было. Или просто он не знал?

Но только Матвей подумал, что мог и не знать подробностей про мамины украшения, как сразу же догадался, кому они на самом деле принадлежали. Ну конечно, мама ведь писала ему в армию, что эта их Маруся однажды жила в Сретенском! Зачем, почему, этого Матвей не запомнил, потому что ему не хотелось думать про эту девочку и помнить о том, что она вообще была.

Он бросил бусы в ящик и резко задвинул его. Но запах не исчез – остался на ладони, как живое прикосновение. Матвей потер ладонь о щеку, чтобы избавиться от этого ощущения, но и это не помогло: тревожный можжевеловый запах, наоборот, стал чувствоваться совсем близко. Как будто и не на щеке даже, а где-то... Да черт его знает где! В душе, что ли?

– А сейчас мы по какой аллее идем, Печальных Вздохов или Счастливых Встреч? – тяжело дыша, спросил Никитка.

После двух часов лыжной прогулки он еле переставлял ноги, но вопросы задавал с неизменной, не зависящей от усталости частотой.

– А ты как думаешь? – сказал Матвей. – Какое у тебя на этой аллее настроение?

– Счастливое, – ни на секунду не задумавшись, ответил Никитка.

Ноги у него подкосились, и он шлепнулся в снег.

– Значит, это аллея Счастливых Встреч.

Матвей протянул лыжную палку. Никитка схватился за нее и встал на ноги.

– А откуда ты знаешь? – тут же спросил он. – Твоя бабушка тебе объяснила, чем они друг от друга отличаются, да?

– Не объяснила. Просто, по-моему, аллея, на которой когда-то были счастливые встречи, всегда будет отличаться от той, на которой были печальные вздохи.

– Ну да! – недоверчиво сказал Никитка. – И через сто лет?

– И через сто. И через тысячу.

– А почему ты так думаешь? – В Никиткином голосе все же звучало сомнение. – Ты где-нибудь про это читал, да?

– Нет. Я, честно говоря, раньше ни про что такое вообще не думал.

– А когда подумал?

– Здесь и подумал. Когда мы с тобой стали по этому парку бродить.

Антоша действительно не рассказывала ему, как распознать в заброшенном помещичьем парке аллеи, которые когда-то назывались Аллеями Печальных Вздохов и Счастливых Встреч. Да она и сама не знала, что это были за названия, существовали они всегда или их в войну придумали сретенские девчонки, когда бегали в этот парк на свидания к летчикам из стоявшего близ деревни полка.

Сейчас аллеи едва угадывались под снегом – вернее, и вовсе не угадывались, только были обозначены прямыми рядами старых лип. В глубине парка темнели стены помещичьего дома; два уцелевших флигеля казались раскинутыми по земле крыльями усталой птицы. Большой полуразрушенный монастырь, четыре башни которого высились за Красивой Мечей, недавно начали восстанавливать, а до помещичьего дома и парка, видно, руки еще не дошли.

– Твой прадедушка Константин Павлович жил в этом парке, да? – созрел для очередного вопроса отдышавшийся Никитка.

Матвей засмеялся:

– Как бы он в парке жил? Белка он, что ли? По-моему, он сюда просто приезжал, когда был маленький. И не в поместье, а в деревню. Там у его деда дом был, вот этот, в котором мы сейчас живем. Не у того деда, который Ермолов, а у другого, по материнской линии, который крестьянин. В общем, тут родовое гнездо, а подробностей я не знаю.

Матвей в самом деле не слишком интересовался перипетиями семейной истории. Он смутно чувствовал, что в ней происходило что-то нелегкое, может быть, даже мучительное, а потому не хотел вникать во все эти древние сложности – своих хватало. В конце концов, в какой семье их не было во времена бесконечных войн, революций, опять войн?..

Но отвечать Никитке было ведь нужно, и он старательно припоминал то немногое, что рассказывала об этом Антоша. Второй источник подобных сведений, Антошина племянница Лена, недавно уехала с мужем в Америку. Но если бы и не уехала, то расспросить ее все равно было бы затруднительно. О существовании этой племянницы Ермоловы и узнали-то всего полгода назад, к тому же Ленка была немногословна, к тому же ей, как Матвей догадывался, не хотелось об этом думать по той же причине, что и ему: какие-то слишком чувствительные и запутанные нити тянулись из этого семейного прошлого в настоящее.

В настоящем же было чем заняться и без покрытых мраком историй. От свежего морозного воздуха Матвей почувствовал голод и сразу спохватился, что и Никитка наверняка проголодался, только, скорее всего, стесняется об этом сказать, чтобы не выглядеть в его глазах неженкой. О добывании пищи беспокоиться не приходилось: Рита дала им с собой целый рюкзак продуктов. Но все же их надо было привести в съедобное состояние, то есть сварить, поджарить или разогреть на плите, которая находилась прямо в большой русской печке.

– Все, Никит, повышение порога выносливости на сегодня закончено, – скомандовал Матвей. – Я голодный, домой пора.

Никитка явно обрадовался тому, что первым признался в голоде не он. Его лыжи веселее стали ввинчиваться в снежную целину, быстрее замелькали палки. Даже вопросы на время прекратились, так он спешил.

– А это кто там у нас? – удивился Матвей, когда они свернули на деревенскую улицу.

Рядом с домом стоял огромный черный джип.

– Мама приехала... – растерянно пробормотал Никитка. – Но почему?

– Мама? У нее же «Мазда».

– Та машина у нее паркетная, а эта для загородных поездок. Она даже «Хаммер» умеет водить, – вздохнул Никитка. – Как ты думаешь, зачем она приехала?

– А что тут думать? Мы ее сейчас спросим.

Рита курила, глядя на яблони, стоящие в снегу по самые ветки. Увидев Матвея с Никиткой, она отбросила сигарету и быстро пошла им навстречу по утоптанной уличной тропинке.

– Привет. Давно приехала? – спросил Матвей. – Позвонила бы, что ж под дверью мерзнуть?

– Ничего, – улыбнулась Рита. – Я, может, кайф ловлю. У вас тут прямо патриархальная идиллия! И Никитка на человека стал похож.

Она чмокнула сына в раскрасневшуюся щеку.

– Ладно-ладно, он и раньше человеком был, – заметил Матвей.

Он открыл калитку и пошел по расчищенной дорожке к дому. Рита шла за ним, Никитка вприпрыжку бежал за нею.

– У вас еда еще не кончилась? – спросила Рита. – А то я привезла.

– Ты что, ма! – воскликнул Никитка. – Я тут ем, как слон, но все равно еды еще дополна. Я картошку почти умею жарить, – похвастался он. – Мы у соседки купили. А печку я с самого начала научился топить. А на летней половине тут прибиты полки, а на них лежит солома, а в ней яблоки закопаны. И пахнут, как на деревьях, хотя уже даже Новый год прошел!