Книга Девятьсот восемьдесят восьмой - Роман Казимирский

— Что ж, — пожал плечами историк, — раз мы не можем прийти к консенсусу, будем действовать по старинке.

— О чем ты? — насторожилась девушка.

— Увидишь.

Не дав жрице времени опомниться, ученый быстро поднялся и вышел из помещения прежде, чем Лада успела его остановить. Проходя мимо крепко спящего охранника, он надеялся, что сумеет добраться до своих друзей без приключений. Если бы у Лады были намерения перехватить его по пути, то у историка не было бы никаких шансов выжить, однако, похоже, убийство не входило в ее планы. Во всяком случае, пока. Торопясь и ежесекундно оглядываясь, Марсель вбежал в свою комнату и быстро закрыл за собой дверь. Муса и Курьян, которые, по своему обыкновению, спорили о чем-то, замолчали и с удивлением уставились на него.

— Ты чего такой запыхавшийся? — спросил мужик. — Случилось что?

— Что? Нет… То есть, да, случилось.

Ученому пришло в голову, что его друг имеет право знать о том, что происходит, однако он не мог рассказать ему всего и поэтому, попросив Курьяна подождать пару минут, присел на лавку, чтобы успокоиться и восстановить дыхание. Наконец, ему это удалось сделать, и он, вздохнув, посмотрел на мужчин, стоящих перед ним.

— В общем, у нас неприятности. Крупные.

— Ну, вот, не было печали, — Курьян хлопнул себя по ногам. — Что на этот раз?

— Сложно объяснить… Скажем так, князь здесь ничего не решает, как оказалось.

— А кто тогда?

— Лада, его невеста. Она из волхвов, жрица.

— Волхвы? — Курьян удивленно поднял брови. — Но они никогда не вмешиваются в дела людей. К тому же почему ты вдруг решил, что они настроены против нас? Волхвов любят и уважают, они никогда не вредили, только помогали. Нет, ты точно что-то путаешь.

— Я тоже хотел бы так думать, — Марсель сокрушенно покачал головой и встал, чтобы пройтись по комнате. — Однако мы имеем то, что имеем. Жрица не желает пускать христианство на свои земли, и я не смог ее переубедить.

— Не желает? Ну, и пес с ним. Нам-то что? С чего ты вдруг так переполошился? То есть, конечно, для тебя это важно, — торопливо поправился мужик, оглянувшись на Мусу, который прислушивался к разговору. — Ты-то священник.

Взглянув на Курьяна, который выглядел озадаченным, ученый понял, что они с ним говорят на совершенно разных языках. В споре православного и язычника славянин занял бы сторону второго, ни секунды не раздумывая, и это было бы логично. Как объяснить ему, что речь шла не о деревянных фигурках его богов, а о самой жизни? Подумав, Марсель не смог придумать ничего стоящего и просто развел руками в стороны. Мусу, однако, такой ответ не устроил. Удивленно подняв брови, он подошел к ученому вплотную и требовательно взглянул ему в глаза:

— Что делать будешь?

— Не знаю. Может быть… Нет, не знаю.

— Нужно знать.

Кивнув, Марсель отошел в сторону и некоторое время стоял неподвижно, уставившись в одну точку. Выхода из ситуации он так и не придумал, однако принял единственно верное, как ему показалось, решение. Повернувшись к своим собеседникам, он обратился к ним самым спокойным голосом, на который только был способен:

— Друзья, дальше я сам. Вам нужно возвращаться.

— Ты чего это удумал? — возмутился Курьян, а Муса просто отрицательно помотал головой.

— Это не обсуждается, — упрямо повторил ученый. — Здесь одному гораздо легче справиться, чем целой армии. Пока вы со мной, у князя может создаться впечатление, будто я чего-то боюсь. Этого допускать ни в коем случае нельзя. Так что ваше присутствие даже мешает мне. К тому же меня просто так отсюда не выпустят, пока Владимир того не пожелает. Понятно теперь?

— Ну, раз так… — Курьян с сомнением взглянул на мавра, но тот, похоже, был намерен спорить до последнего.

— Кирилл — посланник церкви, большой человек, — с пафосом проговорил Муса. — Я — телохранитель Кирилла. Вала. Верность. Я дал слово.

— Тогда я освобождаю тебя от него! Пойми, ты только мешать будешь, друг, — Марсель изо всех сил старался быть убедительным. — Если вдруг со мной что-то случится, кто сообщит об этом императору? Сгинешь здесь — и кому тогда нужна будет твоя верность? Подумай. К тому же тебе теперь следует заботиться не только о себе, но и о Меланье. Забыл о ней?

— Не забыл, — хмуро отозвался мавр. — Женщина ждет. Долг.

— Твой долг — остаться в живых, чтобы при необходимости рассказать обо всем, что здесь произошло. Так что давай — не спорь со мной.

— И когда мы отправляемся? — спросил Курьян, поглядывая на Мусу, который замолчал, исчерпав свои доводы.

— Вот прямо сейчас и поезжайте, — махнул рукой ученый. — Чем раньше, тем лучше.

— Так сразу?

— А чего ждать? Хорошо еще, если вас отпустят просто так.

Наблюдая за тем, как мужик, растерянно оглядевшись, взял со стола свою походную торбу, Марсель перевел взгляд на мавра, который продолжал неподвижно стоять посреди комнаты.

— Ну, решился?

— Сделаю так, как говоришь, — Муса вдруг успокоился, и теперь его лицо не выражало вообще никаких эмоций.

— Вот и хорошо. С Богом!

Похлопав своего телохранителя по плечу, историк хотел было обнять Курьяна, но вовремя вспомнил о своем статусе и просто кивнул ему.

— Слушай, — неожиданно с надеждой взглянул на него мужик и, отведя ученого в сторону, зашептал. — А может, и ты с нами? Уж как-нибудь провезем тебя. Кирилла-то ведь дружина без маски не видела, верно? Выйдешь, сядешь на коня — и поминай, как звали. Никто и спрашивать не станет. Вернемся в Триполье, тебя там Маруся, поди, заждалась.

— Кто? Почему? — смутился Марсель.

— Ой, да брось! — Курьян всплеснул руками. — Всему селищу известно, что девка по тебе сохнет. Один только ты все носом воротишь. Ну, может быть, кузнец наш еще в облаках витает по глупости своей отцовской.

— Нет, ты ошибаешься.

— Да ну тебя! Баламошка и есть… — оглянувшись, чтобы убедиться в том, что Муса ничего не слышит, мужик продолжил. — Маруся без тебя завянет, будь уверен. Так что не вздумай помирать здесь, понял? Я вижу, что ты упрямый, как осел, но постарайся уж как-нибудь вернуться к нам целым и невредимым. Ее хотя бы пожалей. Все, я сказал. А дальше сам решай.

Многозначительно взглянув на Марселя, Курьян закинул сумку на плечо и, не оглядываясь, вышел из комнаты. Муса, что-то сказав своим молчаливым помощникам, вместе с ними последовал за мужиком. Все произошло так быстро, что ученому даже стало немного обидно. Однако он тут же отогнал от себя эти мысли и прислушался: судя по звукам, его спутники легко миновали стражника, дежурившего в коридоре недалеко от его двери, и вышли наружу. Закрыв глаза, историк, несмотря на то, что всю жизнь проповедовал научный атеизм, попросил Бога, чтобы его друзьям удалось покинуть Киев невредимыми. Опасаясь, что вот-вот услышит звуки борьбы и предсмертные крики, ученый вздрагивал практически от каждого шороха, однако время шло, а ничего не происходило. В конечном итоге, он сделал вывод, что Мусе с Курьяном позволили уехать. Что ж, возможно, он был слишком плохого мнения о местных нравах и зря заподозрил Ладу и Владимира в излишней кровожадности.