Книга Последний Робин Гуд Европы - Михаил Ротарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор они редко встречались, хотя ирландец обосновался неподалёку.
Он поселился в заброшенной избушке недавно умершей вдовы, чей род угас вместе с её смертью, и претендентов на эти «хоромы» так и не нашлось.
Он был физически крепким и работящим парнем.
На пирсе всегда была работа, даже зимой, а «шотландцем» он стал, когда сети одной шхуны подцепили тело какого-то утопленника.
В кармане того оказался паспорт на имя гражданина Великобритании Ирвина Макларена.
Он был аккуратно завёрнут в запаянный целлофановый мешочек, поэтому хорошо сохранился.
Этого «жмурика» было невозможно опознать, но по фотографии он отдалённо напоминал Патрика, а по возрасту был его ровесником.
С тех пор бывший «боевой ирландец» Патрик Финнеган стал «добрым шотландцем» Ирвином Маклареном.
Этот вариант ему очень понравился: теперь не надо изображать из себя аборигена и срочно изучать чужой язык и избавляться от акцента.
Вдобавок, половина шотландцев – католики.
Как и ирландцы, они тоже не любят англосаксов, а многие тоже мечтают о независимости от Королевы Англии.
Красивую легенду о том, что он выпал с борта какого-то пассажирского корабля и после этого выплыл, все приятели просто высмеяли.
Согласились на том, что он просто напился и отстал от своего судна, и с тех пор здесь и остался.
* * *
Любой гражданин страны «Шенгена» мог здесь спокойно жить, ни перед кем не отчитываясь.
Язык он освоил за полгода.
Так он и прожил более десяти лет, хотя мало с кем общался без особой нужды.
Сам Юлиус заходил к нему редко, а вот его сын Мод иногда бывал.
Он частенько расспрашивал Патрика о Британии.
Когда Мод вырос, он подался в столицу.
Поговаривали, там он разбогател и женился на какой-то расписной красавице.
Потом они разбежались, а дочка осталась с отцом.
«Добрый шотландец» видел её несколько раз, когда она приезжала сюда с Модом.
«Красивая малышка!»
Так говорили все, кто хотя бы раз её видел.
Ирвин-Патрик купил телевизор, но почти не смотрел, а газеты он не читал принципиально.
А с коллегами-грузчиками ему приходилось общаться постоянно.
Они и рассказали ему об обвинениях Мода к бывшей жене.
В Ирландии такое просто не могло произойти, а если бы и случилось, до суда бы дело не дошло: подобная мамаша не дожила бы до рассвета!
Такая же участь была бы уготована и всем «клиентам», без исключения.
Все симпатии жителей были всецело на стороне младшего Расмуссена.
Только Ирвин (а он уже привык к этому имени) не мог понять: почему это он мотается от одной судебной инстанции к другой?
На его родине ни один настоящий мужчина не стерпел бы таких унижений!
Когда по телевизору показали два трупа, первой мыслью было: «Давно бы так!»
Когда-то он именем святой девы Марии поклялся никого больше не убивать, и он оставался верен этой клятве десять лет.
* * *
Среди тех, кто приезжал на похороны Мода, был и какой-то мент в штатском: Ирвин определял таких «на нюх».
Его лицо показалось ему знакомым: кажется, он тоже когда-то здесь жил.
Но все местные не презирали его, что было характерно для Северной Ирландии, а даже как-то уважали.
Сам старик Расмуссен пригласил его в дом, и у них состоялся какой-то разговор.
Он приезжал сюда и на похороны самого Юлиуса.
Именно тогда они встретились взглядами.
* * *
Вирга Скуче организовала свою партию, но «мирный шотландец» не спешил в неё вступать, хотя приходил на могилу Юлиуса почти каждый вечер.
Но однажды, в один из июльских вечеров, к нему подошёл этот «мент»:
– Меня зовут инспектором Петерсеном. Слушай, Патрик, надо переговорить!
– Вы ошиблись! Меня зовут Ирвином Маклареном. Меня все з знают, я живу здесь уже много лет.
– Успокойся, Финнеган. Я не собираюсь тебя шантажировать. На родине тебе давно объявлена амнистия, а всю вашу ячейку разгромили через месяц после твоего бегства. Мы навели справки: ты на самом деле «завязал»! Твои родители умерли: вот справки из посольства. А это фотографии их могил.
Он передал ему толстый пакет.
Патрик не плакал лет двадцать, и даже сейчас не проронил ни слезиночки.
Почему-то он понимал, что все эти документы – не фотомонтаж.
И этот «мент», который знал, кто он есть на самом деле, явно не собирался его арестовывать.
– Чего вы от меня хотите? – обратился он к нему на английском.
Тот ответил ему на том же языке:
– Помощи!
Простой инспектор уголовного розыска вряд ли смог бы получить эти документы, наверняка за ним стоит кое-кто покрупнее!
Патрик впервые услышал о возможности беспрепятственно вернуться на родину.
Но там его никто не ждал, а здесь у него был свой дом и куча приятелей-собутыльников.
– Я вас слушаю! – сухо ответил он, переходя на прежний язык.
Андерс неторопливо закрыл дипломат.
– Много лет назад ныне покойный Юлиус перевёз тебя сюда с другой стороны этого моря. Тогда тебя искали многие. Сейчас ты стал полноценным членом общества, который может смело послать меня ко всем чертям. Кстати, ты куришь?
– Давно бросил.
– Даже такие?
Андерс достал из кармана «Benson & Hedges»: когда-то это были любимые сигареты Патрика.
– Не откажусь!
Андерс тоже закурил.
– Я тоже должник Расмуссенов.
Через два дня Ирвин Макларен вступил в партию «Седого».
Встречи Ирвина и «Седого» происходили теперь регулярно.
Бывший капитан «голубых касок» только поражался осведомлённости в политике обыкновенного портового грузчика, а до этого простого бармена из Глазго.
Но сегодня, изложив очередные тезисы по формированию стратегии партии на предстоящих выборах, Ирвин достал из своей папки кучу каких-то бумаг.
– Вы знаете испанский?
«Седой» похолодел: именно эту фразу он слышал несколько месяцев назад.
– Нет! Судьба мотала меня по другим странам.
– Ничего страшного: у нас есть перевод. А как насчёт албанского или сербского?
А вот это был новый поворот!
