Книга Последний Робин Гуд Европы - Михаил Ротарь

– Генерал, который был моим начальником семнадцать лет, сделал в этом направлении не меньше этого «Лица»! – сказал он разъярённому тигру в гражданской одежде.

Он вернул изображение руководителя страны на стену, повернув его вкривь на пятнадцать градусов: именно такое положение могло быть истолковано простой небрежностью, а не откровенным издевательством.

А генерала в отставке он регулярно навещал на его «фазенде» за городом.

* * *

– Ты в курсе, что эта сволочь, которую мы тогда пожалели, нарушила договорённость? – «с места в карьер» заявил бывший начальник.

– Слышал! Он решил вернуться в политику и к большим деньгам, и ваша отставка была его главным требованием!

– И мою отставку, и его афёры, и очередные приключения с малолетками, которые он неплохо скрывает, я бы ему простил.

– А чего вы не простите?

– Он опять нацелился на пост премьера!

Кристиан оторопел:

– Вы это серьёзно?

– Вполне! Компания там отличная, не хватает только извращенца и убийцы. С его «ореолом мученика» он имеет все шансы занять этот пост.

– Его надо как-то остановить, только как? – спросил Кристиан.

– Пока я был при погонах, я бы смог найти методы загнать его в угол. Но ситуация изменилась, сам знаешь!

– У меня есть парочка отчаянных ребят. Они мне обязаны, а терять им нечего.

– А вот тут ты неправ! – возразил генерал. – Своими демаршами в мою защиту ты только подставил себя под «колпак». В визите ко мне нет ничего предосудительного: мы столько лет проработали вместе, и я нахожусь в «опале», а не под следствием. Но эта камарилья пытается вычислить твою агентуру.

– Это не так-то просто!

– Знаю. Но «трудно – не значит невозможно!» И если думаешь, что твой контакт с каким-нибудь киллером останется незамеченным, то ошибаешься. Ты ведь не знаешь, на чьей стороне сейчас «Скорцени»!

Эту кличку имел глава отдела, расследовавшего самые резонансные дела. Он был совершенно аполитичен, но дело знал в совершенстве, и в его активе было раскрытие многих заказных убийств.

– Кроме того: это сделает его мучеником в глазах обывателей, и он займёт в их умах место Мода. Ты же шахматист, Кристиан. Придумай какой-нибудь «ход конём»!

* * *

У могил Юлиуса и Мода Расмуссена опять молился этот «добрый шотландец».

Вдруг его окликнул человек в штатском:

– Меня зовут инспектором Петерсеном. Слушай, Патрик, надо переговорить!

Глава 32

Прошла пара лет со дня смерти Мода.

Через полгода начиналась новая избирательная компания, и с момента регистрации в качестве кандидата «Седой» получал положенную ему по статусу охрану.

Но это будет через несколько месяцев, а пока что в его дом мог постучаться любой человек.

«Седой» жил в одиночестве: без жены, без прислуги и без охраны.

Он краем уха слышал об этом шотландце, который проживал в стране более десяти лет, а недавно вступил в его партию.

Тот давно избавился от акцента, а его весьма нетипичная биография позволяла использовать его в качестве особой «изюминки».

Обыватели уже соскучились по каким-то новинкам в политике: если не считать мятежной «Дороги Смелости», все остальные были похожи на инкубаторских цыплят.

Их программы различались только последовательностью красивых слов: у одних – «семья, порядок и законность», а у других – «демократия, закон, равноправие».

Новый активист заранее предупредил о своём визите и о его цели.

Свежим и незамутнённым взглядом он заметил много изъянов в риторике будущего премьера.

Шумные посиделки с соратниками по партии у «Седого» происходили довольно часто.

Потом они переходили в обыкновенные попойки, а этот иностранец говорил всегда по существу и никогда не напивался «в дупель», в отличие от его соотечественников, хотя выпить он мог немало.

Он ходил по его дому и высказывал всё новые политические тезисы, внимательно рассматривая и расположение комнат, и наличие датчиков дыма и разбития стекла.

С некоторых пор он стал частым гостем «Седого», предпочитая появляться в одиночку, без «собратьев по оружию».

Оно и понятно: те были обыкновенными агитаторами, механически повторяющими чужие лозунги, а этот оказался «теоретиком», который имел собственные мысли.

«Седой» даже не догадывался, что вся осведомлённость этого «доброго шотландца» о терроризме и его методах было почерпнута не из литературы, а из собственного опыта.

* * *

Только дилетанты полагают, что Ирландская Республиканская Армия представляла собой кучку террористов, целью которых являлось уничтожение всех англичан-протестантов на территории Ольстера. У них была своя собственная программа, они изучали теорию и практику анархизма и национализма, начиная от Бакунина и Кропоткина, и кончая Маркузе.

Ирвин Макларен довольно логично объяснял кризис практики индивидуального и группового террора и перспективы движения общества к «семейной ячейке».

Но эта «ячейка» может и не совпадать с привычным сообществом: «самец, самка и их дети».

Именно это понравилось «Седому»: такими новыми «идеалами» можно было оправдывать любое отклонение от традиционного сожительства взрослого мужчины со взрослой женщиной. Вместо этого общество должно было привыкать к таким понятиям, как «супруг номер один», «супруг номер два» и любые другие варианты.

Слушать его было интересно, и это так разительно отличалось от той скучной «христианской» тягомотины, что проповедовалась в церквях!

Вдобавок, это во многом соответствовало постоянно проталкиваемой из Европарламента «политкорректностью».

* * *

«Добрый шотландец» на самом деле не был злым человеком, хотя убить английского «бобби» или «оранжиста» когда-то считал делом чести.

Если при этом пострадает его жена – это грех, но небольшой.

Но он никогда не соглашался проводить «акцию», если при её проведении могли пострадать дети, даже католики.

Теперь он жил там, где католики и протестанты каким-то образом мирно уживались между собой, в столице были мечеть, синагога и молельный дом баптистов, и даже «кришнаитов» здесь не преследовали!

Сюда его перевёз лютеранин, хотя, по всей видимости, он был атеистом: он даже креста не носил.

С тогдашней точки зрения Патрика, атеизм был даже меньшим грехом, чем протестантство.

* * *

Первое время Юлиус Расмуссен помогал ему устроиться в жизни, но однажды сказал:

– У моряков есть закон: «Того, кто тонет – спасай, но на берегу пусть он сам о себе позаботится!»