Книга Святой язычник - Михаил Деревянко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владимира аж слеза прошибла.
– Спасибо, други! Иного и не ждал.
Он обнял Громыхало, и тот, потрясая кулаками, выкрикнул:
– Я разнесу всех идолов в щепки!
– Нет, я сделаю это сам, – возразил ему Владимир.
– Как?! – всполошились бояре.
– Негоже Великому князю дрова рубить, – поддержал их Добрыня.
– Обижаешь, княже, – выступил за всю дружину Громыхало. – Аль некому боле в Киеве мечом махать? Срам на нашу голову, ежели допустим такое!
Однако Владимир был непреклонен:
– Я их воздвиг – я их и снесу.
Он положил руку на плечо Громыхало:
– А срама вам нет, ибо такова моя воля.
Посчитав, что сказано достаточно, Великий князь приказал челяди:
– Коня!
Пока седлали коня белого, народ запрудил священное капище. Там все так же стояли на каменных постаментах Перун, Даждьбог, Мокошь, Хорс, Стрибог и их верный слуга – крылатый пес Семаргл. Все так же сверкали на солнце золотые усы и серебряная борода Перуна и отполированный до блеска жертвенник из цельного валуна. Все так же ярко горели расположенные по кругу негасимые костры в честь могущественных богов. Все так же пугали люд пустые глазницы человеческих черепов на частоколе ограды.
Несмотря на тесноту, никто не осмеливался приблизиться к деревянным идолам. Перед Перуном, раскинув руки, словно защищая его, стоял волхв Ган и грозно вещал:
– Страшитесь! Перун разгневан! Грозная кара ждет отступников! Ужасные лишения и беды падут на головы тех, кто отринет богов своих предков…
Грохот оружия заглушил пророчества волхва. Это строй дружинников вклинился в толпу и проложил дорогу Великому князю. Тот стремительно въехал на капище на белом коне. Красное корзно, словно стяг, гордо веяло за его плечами. На всем скаку конь подлетел к Гану и резко остановился, едва не уткнувшись мордой в седую бороду волхва.
– Прочь с дороги! – запальчиво закричал Владимир, грозя старцу копьем.
– Опомнись! – поднял посох Ган. – Не равняйся с богами! Не смей свергать кумиров! Ты хоть и Великий князь, но не бог, а человек. Не тебе тягаться с Перуном! И сам пострадаешь, и Русь в пучину ввергнешь.
– Я их воздвиг – я их и свергну!
– Не посмеешь! – запальчиво воскликнул волхв.
– Ты мне не дашь?
– Христос убивать запрещает!
– Уйди! – взъярился Великий князь. – Возьму грех на душу!
– Пусть меня принесут в жертву! – воскликнул Ган, воздев руки к небу. – Лучше смерть, чем позор!
Остальные волхвы сгрудились за Ганом.
– И нас в жертву! – выкрикнул один из них. – Отдадим Перуну свою кровь и свою жизнь!
Владимир взмахнул копьем, но вдруг опустил его. К нему подъехал Добрыня:
– Порешить всех одним махом – и дело с концом.
– Нет, не хватало нам еще мучеников.
Повернувшись к Громыхало, Владимир приказал:
– Убрать!
Дружинник понимающе кивнул, неспешно подошел к Гану, легко сгреб его в охапку и отнес в сторону. Остальных волхвов дружинники попросту разогнали.
Великий князь, объехав на гарцующей лошади каменный жертвенник, почти вплотную подъехал к Перуну и, уткнув железный наконечник копья в искаженный устрашающей гримасой рот идола, попытался свергнуть его с постамента. Тот, прочно закрепленный в основании, даже не шелохнулся.
– Подсобим князю! – обратился к дружине Добрыня.
Сразу несколько копий воткнулось в истукана. Кем-то ловко наброшенный аркан на голову идола крепко зацепился за золотые усы.
– И… раз!
Перун покачнулся и под восторженные крики толпы рухнул на деревянный настил. От удара дубовая статуя вдруг подпрыгнула и, кувыркнувшись, полетела в толпу. Народ в ужасе шарахнулся в стороны. Гридень, набросивший аркан, отчаянно вцепился в веревку, которая зазвенела, как туго натянутая тетива. Никого не задев, идол рухнул к ногам люда. Серебряная голова с золотыми усами отвалилась и упала к ногам Владимира. Народ вначале взвыл, а потом принялся неистово оплевывать и чем попало колотить истукана. Дружинник, похваляясь, протянул статую по земле.
– Что делать с ним, княже?
Владимир гордо задрал голову:
– Не пойму, где же грозные молнии? Аль Перун совсем обессилел?
Взрыв хохота потряс капище: на небе не было ни единого облачка.
– Может, кто слышал раскаты грома?
– Что-то не слыхать, княже, – насмешливо ответили из толпы.
– А ты, Ган, ничего не слышал?
Очи старца сверкнули, словно молнии:
– Расплата придет! Перун испепелит всех и превратит в прах!
Владимир расхохотался:
– А мы Перуна в воду. Подмочим его молнии! Он оборотился к гридню: – В Днепр его, друже!
Тот весело свистнул и, взяв с места в карьер, потянул идола к реке. Народ с гиканьем и улюлюканьем бросился следом, с восторгом наблюдая, как обезглавленный кумир то рыхлил землю, то громко стучал по деревянному настилу. Славная потеха!
Остальных богов изрубили в щепки и сожгли в негасимых кострах.
…Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.
Негасимые костры выгорели дотла и погасли. Больше некому было поддерживать в них огонь. Все волхвы во главе с Ганом ушли из Киева. За ними увязались детвора и сердобольные женщины, но за околицей отстали. Лишь одна неизвестная, закутавшись с головы до пят в хламиду, продолжала упорно идти за процессией. Уж и Киев скрылся за горой, и речку Лыбедь перешли вброд, и вошли в густой темный лес, а женщина все еще плелась в хвосте шествия.
Ган объявил привал и жестом подозвал к себе незнакомку. Он не мог допустить, чтобы случайный человек знал о месте пребывания волхвов.
– Кто ты? – спросил он настойчивую преследовательницу, лицо которой почти до самых глаз было закрыто льняной тканью.
– Друг.
– Скрывают себя враги, а не друзья.
Однако незнакомка не собиралась открывать лицо.
– Враг у нас один. Из-за него ты изгнан из Киева.
– И кто же он?
– Не он, а она. И зовут ее принцесса Анна.
– С чего ты взяла, что она – враг?
– Это она окрутила Владимира. Это она уговорила Великого князя снести священный пантеон. Это она наводнила Киев греками. Это она виновата во всех наших бедах. Надо ее извести, и все вернется на круги своя!
