Книга Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941-1942 - Гюнтер Банеман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По чистоте и опрятности мундиров, а также по отсутствию загара на лицах я понял, что это свежие войска, перебрасываемые на фронт.
Они заняли почти всю дорогу, но после Дерны для них все изменится. От Дерны вплоть до Тобрука и Эс-Саллума этим парням придется временами пригибаться и ползти к укрытиям, когда истребители «Харрикейн» и бомбардировщики «Бофорт» («Бофорт» чаще использовался как торпедоносец. – Ред.) сделают их жизнь веселее.
Тяжеловато будет провезти эти 8 8-миллиметровые зенитки через серпантин у Дерны по изрытой бомбами дороге, не имеющей ни одного свободного метра для маневра в случае атаки британских самолетов.
Кое-кто из солдат добродушно подшучивал, увидев мою машину английского производства, спрашивая, сколько я за нее заплатил. То и дело проезжали штабные машины. В них, как застывшие, с каменными лицами сидели немецкие офицеры. Они небрежно отвечали на мои приветствия. Было заметно отсутствие моноклей. Несомненно, офицеры уже были наслышаны о том, что Роммель не просто не одобряет эти предметы, но питает к ним особое отвращение.
После того как последний посыльный проследовал в конце колонны, я двинулся в направлении Бенгази. Вскоре после полудня я достиг его окраин, но не собирался въезжать, минуя охрану. Чтобы проникнуть в город, нужно было специально подготовиться, поскольку Бенгази частично окружен стеной, а главные дороги были буквально наводнены военнослужащими дуче.
Кроме того, Бенгази контролировался немецкой военной полицией, которая находилась на каждом контрольно-пропускном пункте, проверяя въезжавшие в город и покидавшие его войска, убеждаясь в наличии пропусков и демонстрируя немецкие педантичность и упертость в ее высших проявлениях.
Часовые вышагивали между границами своих постов, расставленных вокруг города. На самых больших открытых участках была натянута колючая проволока, за исключением ворот на стороне, обращенной к Барке, и на другой, обращенной к Триполи. Это были единственные въезды в город, и проникнуть через них было довольно трудно, если не иметь нужных документов и не знать правильных ответов на вопросы.
Я не делал попыток подъехать к воротам ближе чем на километр. Покинув забитую техникой дорогу, я свернул к берегу. Там было множество пальм и открывался прекрасный вид, когда они нежно качали своими кронами под палящим солнцем.
Береговые укрепления эскарпы и другие протянулись до самого пляжа. Свежие войска отдыхали здесь перед отправкой на фронт, а выгоревшие хаки указывали на фронтовиков, приехавших с передовой, чтобы расслабиться, пока затишье под Тобруком и Эс-Саллумом не сменится активными боевыми действиями.
Минуя различные лагеря, я натянул повыше лоскут ткани, чтобы закрыть лицо. Существовала возможность быть узнанным кем-нибудь, кто знал меня, хотя я надеялся, что пропитанная потом корка пыли, покрывшая мое лицо до самых защитных очков, делала меня неузнаваемым.
Наконец, свернув на боковую дорогу и проехав небольшое расстояние, я оказался у деревянных ворот. Они были открыты, и я подъехал прямо к дому, который стоял в тени пальм. Проезжая рядом со ступеньками, ведущими на веранду, которая окружала дом и находилась в тени от нависавшей крыши, я громко посигналил и подождал, пока кто-нибудь из Россини не выйдет.
Но никто не появился, и я прошел к дверям. Однако даже громкий стук не дал никакого результата. Заметив, что окна были частично заколочены, я понял, что мои знакомые уехали. Через десять минут я уже был внутри дома, войдя через черный ход, в котором выломал замок.
Пол коридора покрывал толстый слой пыли, по-видимому, уже давно – скорее всего, мои друзья уехали в Италию. Осталась только мебель. Ковры, занавески и многие другие вещи, создающие домашний уют, исчезли. Был еще кабинет старого Россини, в котором я часто бывал. Я решил остаться там и перенес в эту комнату часть своих вещей и все оружие, кроме пулемета.
Я объехал дом и загнал джип в густой, пышно разросшийся куст, где и спрятал его, дополнительно прикрыв ветками.
Во вкопанной в землю цистерне было много воды, и я вскоре приготовил себе еду и заварил кофе. Наслаждаясь едой и напитком, сидя в удобном кресле в простой кухоньке с очагом из камней, я написал длинное письмо своей матери и упаковал посылку с моими дневниками, фотографиями и другими памятными вещами.
Закончив, я подпер заднюю дверь изнутри, убедившись, что оружие в порядке, прилег на софу в кабинете и крепко проспал семь часов.
Я проснулся затемно и какое-то время не мог понять, где нахожусь, поскольку уже несколько месяцев не спал в домашних условиях.
Было одиннадцать часов ночи. Не зажигая света, я подогрел кофе и поужинал. Затем, хорошо вооружившись, я незаметно покинул дом и пешком отправился разведать путь в Бенгази, стараясь не слишком беспокоить часовых.
ПОСЫЛКА ДОМОЙ
Как вор, прокрался я между пальмами мимо лагерей отдыха военнослужащих, расположенных на берегу моря. Вскоре после полуночи я прополз со скоростью улитки под колючей проволокой в один из проемов в городской стене Бенгази.
Необходимо было соблюдать предельную осторожность, поскольку это заграждение патрулировали немецкие часовые. Я осторожно наблюдал за их передвижениями, однако хорошо знал поведение часовых, которым приходится стоять свою смену в карауле после полуночи вдали от линии фронта.
Каждый часовой патрулировал сектор длиной порядка ста метров и в конце своего сектора останавливался поболтать несколько минут с часовым из другого сектора – служба у часовых скучна и однообразна.
Когда я прополз под колючей проволокой, то сразу же остановил взгляд на двух светящихся сигаретах часовых, болтавших в сотне метров от меня. Они конечно же обменивались воспоминаниями о своих приключениях в борделях Бенгази, а может, Парижа, Брюсселя, Праги, Вены, Белграда, Будапешта, Амстердама, Афин – словом, всюду, где маршировал победоносный вермахт. Уж вопросы философии или теологии они точно не обсуждали. Но о чем бы часовые ни говорили, они дали мне время проникнуть внутрь, и вскоре я шел по улицам Бенгази с посылкой в руках, разыскивая то место, где квартировали пилоты транспортной авиации, осуществлявшие доставку почты в Германию. Встретив нескольких немецких солдат, вышедших из «дома утех», я выяснил, что пилоты транспортной авиации живут теперь в лагере возле аэродрома в шестнадцати километрах от города. Я видел этот аэродром, разбомбленный ко всем чертям. Мне хорошо запомнились его разрушенные ангары, бараки и ремонтные мастерские, а также огромные воронки от бомб на взлетных полосах, которые немецким саперам приходилось в спешке засыпать, чтобы принимать прилетающие самолеты.
Задав несколько простых вопросов, я узнал, что итальянские строительные батальоны восстановили разрушенные здания и взлетно-посадочную полосу, которая в настоящее время полностью пригодна к эксплуатации, и что пилоты теперь живут там и редко или никогда не выезжают в Бенгази.
Узнав это, я понял, что мое опасное путешествие через колючую проволоку было напрасным. У меня оставался только час темного времени, чтобы вернуться тем же путем, каким я вошел в город.