Книга Выше только звезды - Алина Феоктистова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С ним все в порядке. У него была потеря крови, но сейчас он вполне. Я могла бы даже выписать его, но решила немного перестраховаться, тем более что он не настаивает на выписке, — объяснила она.
Все они повернулись и, тут же забыв про Даниила, вернулись в ординаторскую. Только смущенная Ира постоянно оглядывалась. Он вошел в палату. Берт лежал на кровати, с интересом разглядывая потолок. Двое больных спали, трое, сидя на одной кровати в углу, с не меньшим интересом его разглядывали. Последний номер газеты, лежащий на тумбочке у угловой кровати, был развернут на странице светской хроники Они о чем-то шептались между собой.
— Пойдем, поговорим в коридор, — Даниил подошел к кровати Берта.
— Зачем? — Берт мельком взглянул на него, а потом снова принялся изучать ровный белый потолок. — Здесь все и так все знают, и им будет интересно услышать подробности. С детства верил, что прославлюсь, но не ожидал, что именно так. Я должен быть благодарен вам с Дианой за вашу дружбу.
Голоса в углу сразу стихли, все внимательно прислушивались к их беседе.
— Берт, я не могу здесь разговаривать, — сказал Даниил.
— А я не могу встать, у меня кружится голова, и вообще, мне очень плохо, — сказал Берт.
— Берт, ты помнишь свои последние слова в тот вечер? Ты грозился убить шлюху и козла. Кого ты имел в виду? — стараясь говорить как можно тише, спросил Даниил.
— В самом деле я это говорил? — удивился Берт. — Не помню. У меня амнезия, потеря памяти после аварии.
— Послушай, в убийстве подозревают Диану. Ты ведь знаешь, что она не могла этого сделать. Но все складывается против нее. Ты должен помочь!
— Я ничего вам не должен, — возразил Берт. — Какое, собственно говоря, мне до вас дело? И вообще, я ведь сказал, что ничего не помню. А прежде всего ее.
— Она любит тебя, Берт, — Даниил уже терял надежду на то, что разговор состоится.
— Тебе виднее, ведь она твоя сестра, — прозвучал равнодушный ответ. — Может, оно так и есть, как я могу спорить, если все забыл и узнал о моих отношениях с вашей семьей из последнего номера газеты. Я и тебя узнал лишь потому, что твоя фотография, как и моя, и ее, опубликована в номере. Кстати, из статьи следует, что она вовсе не любила меня, а лишь хотела съездить в Италию. А там она могла бы так же морочить мне голову с Прекрасной итальянкой. Очень сожалею, друг, ведь, кажется, мы были друзьями, но ничем помочь не могу. А кроме того, я подам завтра утром жалобу главврачу на медперсонал Какого черта они позволяют назойливым посетителям утомлять тяжелобольных людей! — Он, как умирающий, закрыл глаза и откинулся на подушку. — Уходи, я больше не в силах продолжать разговор. И прими мои соболезнования. На похоронах меня не будет, извини, я не знаю, когда смогу встать на ноги и выйти отсюда. — Он чуть приоткрыл глаза, голос звучал тихо и прерывисто. — Судя по фотографии, у тебя была очень красивая жена. Жаль, и ее я забыл.
— Не расстраивайся, вспомнишь, как только выйдешь отсюда, — с угрозой сказал Даниил. — Я позабочусь об этом. А пока почитай или попроси кого-нибудь прочитать вслух, если не можешь сам. — Он еле сдержался, чтобы не запустить «Еженедельником» в голову Берта, но все же нашел в себе силы положить его на тумбочку. — Завтра днем я заеду за дневником. Я должен показать его следователю. — Он вышел и даже не хлопнул дверью, хотя очень хотелось.
Даниил подъехал к дому около десяти вечера. Прошел лишь день после убийства, но у него было такое впечатление, что прошло двадцать лет. В дверях квартиры торчала записка от архитектора с просьбой зайти. Он спустился на два этажа.
— Я договорился насчет похорон, — сказал Виктор, пропуская его в комнату. — Экспертизу они уже провели, так что похороны завтра в двенадцать. Ты не против кремирования?
Даниил только покачал головой.
— Ты вообще хоть что-нибудь ел сегодня? — Архитектор с сочувствием посмотрел на него.
— Я не хочу, — поморщился Даниил.
— Пойдем-ка на кухню. Заодно расскажешь, что сказал Платонов и где ты пропадал так поздно.
— Я был у Берта, — ответил Даниил, с трудом заставляя себя проглотить жареную картошку, поставленную перед ним Виктором. — Он что-то знает, дядя Витя, но отказывается помочь.
— Меня ничуть не удивит, если твой лучший друг окажется убийцей. — В интонации архитектора проскользнуло некоторое злорадство. — Я всегда говорил: когда этот мальчик вырастет, с ним придется хлебнуть горя.
— Нет, он здесь ни при чем. — Даниил рассказал ему о своей находке. — Я хотел отдать дневник Платонову завтра утром, но если похороны в двенадцать, я заеду к нему вечером.
— Как ты смотришь на то, чтобы временно, пока не успокоишься, пожить у меня? — предложил Виктор. — Комната к твоим услугам.
— Положительно смотрю, — ответил Даниил. Перспектива оставаться одному в квартире пугала его весь день.
Он проснулся среди ночи оттого, что кто-то тряс его за плечо. Он вскочил, ослепленный электрическим светом, ничего не соображая со сна и от снотворного, которое его заставил принять на ночь архитектор, и долго тупо разглядывал Берта, стоящего перед ним в больничной пижаме.
— Я целый час звонил к тебе в дверь, пока все соседи не высыпали на площадку, — сказал Берт. — Одна бабуся сообщила, что в твоих дверях была записка от моего отца, и я понял, что ты здесь. Она долго рассказывала мне, что это ее гражданский долг — следить за теми, кто приходит, и искать преступника.
— Как это тебе удалось вспомнить мой адрес? — не удержался Даниил.
— Я понимаю, конечно, что для господина Горшкова мой визит будет ударом, но вместо тебя здесь некоторое время намерен жить я. Это моя комната, — не отвечая ему, сообщил Берт. — Я все равно не могу идти домой. Я только сегодня утром позвонил Вере, якобы с вокзала, и сообщил, что срочно уезжаю в Москву. Волновать ее своим появлением я не собираюсь. Она не знает ничего, я дал указания домработнице, которую приставил к ней на два года моего отсутствия, чтобы ни одна грязная газетенка не попала ей в руки. Следователь тоже согласился ее не тревожить. Так что придется тебе освободить помещение, а если боишься призраков, беби, куплю тебе фонарик, будешь класть под подушку. Спокойной ночи. — Он проводил Даниила до дверей. — Зайди за мной, когда проснешься, и, если можно, найди для меня подходящую одежду. Я даже не стал настаивать в больнице, чтобы мне вернули мою, она не годилась для повседневности. — Он отдал Даниилу дневник. — Возьми, будет лучше, если он останется у тебя.
— Может, ты все-таки ответишь мне на вопрос, который я задал тебе в больнице? — настойчиво попросил Даниил. — О ком ты говорил?
— Ты разбудишь моих родителей, — ответил Берт.
— Мне показалось, я слышу родной голос. — Из комнаты вышел архитектор. — Что вам опять понадобилось в моем доме, господин Романовский?
— Вы ведь не прогоните ночью на улицу сына, господин Горшков, если он в трудную для него минуту вернулся в отчий дом? — Берт покаянно склонил голову. — Примите назад блудного сына. Иди, беби, ты портишь трогательную сцену семейного примирения. — Он подтолкнул Даниила к выходу. — Поговорим завтра.