Книга Пуля калибра 7,92 - Сергей Михеенков

– Да есть несколько охотников.

– Смотри, Кондратий Герасимович, трофейщики народ ненадёжный.

– Эти – мои. Я с ними в пекле побывал. Вон, смотри, гвардейцы уже побежали.

И действительно, слева от опушки стали отделяться группы людей по двое-трое и одиночки. Сгорбившись, они перебегали к обгорелым «гробам», ходили вокруг них, заглядывали под гусеницы. «Бюссинги» подошли к опушке ближе, чем танки. Танки во время боя повернули влево, чтобы отразить фланговую атаку КВ и «тридцатьчетвёрок». А бронетранспортёры, поддерживая огнём своих пулемётов наступающие цепи пехоты, двигались прямо на окопы гвардейцев и штрафников. Их пожгли артиллеристы и бронебойщики. Один из «гробов» гвардейцы забросали гранатами.

Воронцов встал. Пока лежал, ноги были сухие. А теперь вода с мокрой одежды потекла в сапоги. Дождь шёл тёплый. Бойцы посматривали в небо, как на внезапное избавление, и посиневшие губы их дрожали. Воронцову тоже хотелось улыбнуться, но и у него ничего не получилось.

– Медведев! – окликнул он взводного-3. – Где Медведев?

– Убит Медведев! – донеслось с правого фланга.

– Как убит? Почему не доложили сразу?

Под берёзой, срубленной наполовину то ли снарядом, то ли очередью крупнокалиберного пулемёта, сидел на корточках сержант. Воронцов узнал его голос – помощник комвзвода-3. Видимо, он теперь и исполнял обязанности командира третьего взвода. Сержант встал и побрёл к Воронцову.

– Товарищ лейтенант, я вам докладывал. Вы мне отдали приказ – принять командование взводом на себя.

Значит, во время боя он действовал правильно. Теперь, когда всё кончилось и по всполью, уставленному разбитой техникой, бродили группы бойцов, Воронцов не мог вспомнить деталей боя и последовательности событий. Что-то произошло с его памятью. Возможно, снова его окликала контузия. О том, как проходил бой, он теперь мог догадываться только по россыпи гильз вокруг своего и соседних окопов, по количеству убитых, лежавших и здесь, в заполнявшихся дождевой водой окопах, и там, в поле.

– Медведева сразу убило. Миной. Его, Гапоненко и Скуратова. Я ж вам докладывал. – Сержант то и дело проводил бледной ладонью по такому же бледному осунувшемуся лицу.

– Сколько раненых?

– Трое, товарищ лейтенант.

– Сколько живых?

– Трое, товарищ лейтенант. Трое нас всего и осталось. Скобарь, Дошин и я.

Только теперь Воронцов заметил, что рука сержанта перевязана. Грязная повязка намокла. Когда сержант опускал руку, вниз по пальцам стекали бурые тяжёлые капли.

– Товарищ лейтенант, когда за ранеными приедут?

– Приедут. Приедут, сержант. Не волнуйся. Ты уже отвоевал. – И Воронцов кивнул на повязку.

– Да я не за себя. Я потерплю. Мне кость не задело. Только вот кровь что-то не останавливается. Я за Скобаря беспокоюсь. «Животник» он. Его поскорее надо в госпиталь.

Воронцов знал, что раненых в живот спасти можно в течение шести часов. Позже нет. Он закинул за спину автомат, огляделся. На опушке копошились раненые. Человек двадцать. Всё, что осталось от роты. Позади его окопа, шагах в пяти, вода заливала довольно большую воронку. Так вот почему его пошатывало и тряслись колени. Бомбу на их позицию кинул «лаптёжник». Не меньше сотки, определил Воронцов, окидывая взглядом очертания воронки.

– Численко, остаёшься за меня. Вот, с сержантом. Я пойду искать транспорт.

– Побыстрее, лейтенант. Побыстрее. Сам видишь, что тут… – Лицо Численко, бледное, перекошенное болезненной гримасой, тряслось. Он почему-то сидел на корточках и смотрел, как вода заполняет воронку.

– Постараюсь. И проследи, чтобы раненым в живот не давали воды. И чтобы они из луж не напились.

Он знал, что санитарные машины и конные повозки ППГ[15] сразу после боя прибывают на передовую, чтобы забрать тяжелораненых. Но никаких машин и повозок пока не было. Казалось, что о штрафной роте забыли сразу, как только закончился бой. По правде сказать, её уже и не существовало. Двадцать с лишним раненых – это уже не рота…

Воронцов вышел на дорогу. Ливень немного утих. В колеях стояла вода. Вначале он думал, что начало развиднять, что тучи разошлись и, как это часто случается после ливня, в небесный пролом на землю стало просачиваться солнце, озаряя всё вокруг особым, малиново-жёлтым светом. Но, подняв голову и обнаружив, что небо по-прежнему, от горизонта до горизонта, затянуто плотной пеленой низких облаков, понял, что вода в дорожных и лесных канавах подкрашена не солнцем.

Кругом лежали тела убитых. Их ещё не собрали. Только оттащили от дороги, чтобы не мешали проезду, не пугали коней. Некому было собирать убитых.

– А ну стой! – Воронцов схватил под уздцы серую понурую кобылу. – Поворачивай сюда!

Возница, закутанный в плащ-палатку, забранился, соскочил с повозки:

– Куд-да! Ты кто такой, чтобы тут командовать!

– У меня тяжелораненые. Следуйте за мной.

– А у меня – приказ! – подбежал к нему возница.

– Приказ? – Воронцов остановился и посмотрел на возницу таким взглядом, что тот осёкся и отступил в дорожную канаву, залитую водой. – У нас тоже был приказ. Мы его выполнили. Теперь вы выполните свой. Доставьте моих людей в ближайшую санчасть. Им нужна срочная помощь.

Подбежала женщина. На ней тоже был плащ-палатка, и Воронцов не мог видеть её погон. Но, судя по голосу и интонации, спокойной и уверенной, звание она имела не ниже капитана. И на вид лет тридцать, не меньше.

– В чём дело, товарищ лейтенант? Мы из гвардейского ППГ. Срочно эвакуируем…

– А мы что, не люди?

Госпитальное начальство, конечно же, знало, что рядом с гвардейцами атаковала отдельная штрафная рота. Чужих в госпитали всегда брали неохотно. Тем более сейчас, когда раненые поступали и поступали и конца этому потоку не было видно.

– Товарищ военврач, у меня трое тяжёлых. Один ранен в живот. Прошло уже около часа. Я вас прошу…

Женщина посмотрела на него и глаза её вздрогнули.

– Вы контужены?

– Возможно.

– У вас сужены зрачки.

Воронцов махнул рукой и дёрнул лошадь за уздечку, выводя повозку с дороги.

– Поезжай, Тихонов! Поезжай! – крикнула военврач вознице, который всё ещё растерянно стоял посреди дороги. – А вам, лейтенант, я тоже настоятельно рекомендую обратиться к врачу!

Воронцов вдруг почувствовал благодарность к этой властной женщине. Но сил, чтобы обернуться к ней, он не нашёл.

Они проехали полянку. Вскоре Воронцов вывел повозку на опушку. Раненые тут же увидели его, обрадовались, замахали руками. Нет, не забыли о них, устоявших здесь, на лесной опушке.