Книга Переулок капитана Лухманова - Владислав Крапивин

Константин Петрович, не оборачиваясь, объяснил:

— Раньше здесь была вполне удобная лесенка. А теперь — увы…

Маша жалобно спросила:

— Надо спускаться до самой реки, да?

Головки прошлогоднего репейника безжалостно цеплялись за колготки.

— Не до са́мой! — весело успокоил Дядюшка Лир. — Вон у того столба свернем налево…

Свернули. Уперлись в гнилой забор с дырами среди досок. Пролезли в самую большую дыру.

Ну и что?

Слева вздымалась монастырская стена из обшарпанных кирпичей. Из-за нее выглядывала квадратная колокольня. Справа тянулась другая стена — с провалами оконных проемов. Скорее всего, остатки длинного одноэтажного здания. За провалами были уходящие вниз кусты с торчащими среди них застывшими кленами, а дальше — река со вмерзшими в лед баржами.

— Я знаю, о чем вы подумали, — догадался Константин Петрович. — «Никакой романтики. Бурьянная пустошь».

Мир, Мак и Маша виновато промолчали.

Дядюшка Лир снисходительно объяснил:

— Если ничего не знающему человеку завязать глаза, перенести его на Луну и снять повязку, что он увидит и что подумает? «Камни да щебенка под ногами, пустырь какой-то…» Не ощутит волшебства неведомого мира. Так и здесь… Но это и есть переулок Капитана Лухманова. Мы в ребячьи годы сами придумали такое название, и это был для нас таинственный морской край. Здесь жил наш ТЭК. Здесь мы отправляли в плавание свои корабли. На этом берегу придумывали сказки — такие, что Стивенсон и Купер усохли бы от зависти…

Старик увлекся. Вдохновился. Можно было подумать, что они с другом Чуком только что посидели в кают-компании старого парусника и осушили на двоих бутылочку ямайского рома.

— В марте здесь во всю длину разливалась лужа, синяя такая… Мы спускали на воду кораблики и устраивали парусные гонки. Регаты. Нам нравилось это слово… Ветер всегда дул вдоль переулка, с востока на запад. Ровный такой. Толик Бамбук всегда говорил про него: «Войновский пассат», потому что в южной стороне лежала деревня Войновка. Сейчас-то она уже слилась с городом…

— Все равно ту окраину зовут Войновкой, — уточнил Мак. — А раньше там был учебный аэродром.

— Так оно и есть, — согласился Дядюшка Лир. — А в летнюю пору мы убегали вниз, чтобы искупаться и позагорать на песке за пассажирской пристанью… Сейчас там все разломано, сюда тянут от центра набережную и хотят строить музейный комплекс. Но память о прежних временах крепко впиталась в эти берега. Все не сотрешь… А когда мы поднимались от воды на это место, в переулок, то обязательно смотрели на край стены. Во-он туда. На якорное кольцо. Это и есть наша эмблема, наша «Фита»…

Старик махнул вверх вязаной перчаткой.

— Вы приглядитесь…

Они пригляделись. На фоне бурых кирпичей чернело колечко с перекладинкой. Отсюда оно казалось крохотным, а на самом деле было, наверное, размером с чайное блюдце. Похоже, что его надели там на железный штырь.

— Звено от якорной цепи, — сказал Мир.

— Именно! Именно…

— Здесь в самом деле здо́рово, — признал Мак. — Будто на окраине морского порта…

— Может, как в Севастополе, — подтвердила Маша.

— Ага, почуяли! — обрадовался Дядюшка Лир.

— Просто мы раньше здесь не бывали, — объяснил Мир. — То есть бывали изредка, но не обращали внимания. Казалось, будто не на что смотреть… Потому что не знали…

— А откуда взялось кольцо? — спросил Мак.

— Внизу, у самой воды, стоит старинный дом, — приключенческим шепотом поведал Дядюшка Лир. — В нем в позапрошлом веке располагалась контора пароходства. А на задворках дома лежали морские корабельные якоря с обрывками цепей. Самый большой якорь — метра четыре длиной…

— Откуда они? — удивился Мак.

— Кто знает. Может, они с морских фрегатов, и привезли их сюда Северным путем, из Архангельска, после войны с Англией и Францией, которая была в нахимовские времена. Пристанские инженеры говорят, что эти якоря использовались при лесосплаве, когда нужно было тормозить караваны плотов… Рядом с обрывками цепей валялись отдельные звенья… Летом сорок шестого года мы прибрали одно такое колечко, чтобы превратить его в наш талисман…

— А как на стену-то прибили? — нетерпеливо спросил Мак.

— Целая история была. Недалеко отсюда, на чужом дворе, присмотрели у двухэтажного дома приставную лестницу и ночью доставили сюда. Жил в том дворе большущий кудлатый пес, мы его боялись, но он оказался добродушным существом. Преданно сопровождал нас, когда тащили лестницу туда и обратно. Вадик Саранцев предлагал бросить лестницу на полпути. Мол, жильцы сочтут это делом рук неизвестных злоумышленников. Но остальные не согласились: собаке могло попасть от хозяев за плохую караульную службу. Притащили двухэтажное сооружение снова к дому… А колечко здесь и прибили. То есть вколотили между кирпичами железный костыль и повесили кольцо, как орден…

— С тех пор так и висит? — удивилась Маша.

— Так и висит. Шесть с лишним десятков лет. А что ему сделается? Никто про него и не знает. Лишь старые тэковцы вспомнят иногда… те, кто еще остался…

— Теперь и мы будем знать, — сказал Мак, чтобы Дядюшка Лир не загрустил.

— А где те якоря? — спросил Мир. — Тоже на прежнем месте?

— Тоже, — кивнул Дядюшка Мир. — Позади старого дома. А в самом доме сейчас уже не пароходство, а Служба по наблюдению за акваторией порта и Управление подводными работами. Поднимают старые суда… Там хорошие люди работают, я с ними знаком. Они на втором этаже организовали небольшой музей, называется «Царская пристань»…

— Почему «Царская»? — разом удивились Мак и Маша.

— Ну как — почему?! Известно же, что когда отрекшегося Николая Второго с семьей перевозили из Тобольска в Екатеринбург, пароход останавливался здесь. Чтобы пересадить арестантов на поезд. Здесь начиналась ветка, ведущая на городской вокзал… Говорят, пока не подогнали вагон, царевич купался за пристанью, как раз там, где в сороковых годах купались мы…

Судьба мальчика Алеши Романова была известна всем. Помолчали. Мак недовольно спросил:

— А почему никто не знает про этот музей?

— Ну почему же никто? Кое-кто знает, на экскурсии приходят. Недавно была телепередача. Да музей-то маленький, и в нем больше не про пароходство, а про историю царской семьи. К тому же это учреждение не городское, а ведомственное. Можно сказать, полулюбительское.

— А сейчас оно открыто? — спросила Маша.

— Думаю, что да… Можно зайти, если хотите.

Маша и Мак дружно сказали, что «да». Мир подавил в себе сомнение и тоже кивнул.

Потом, после музея, когда Константин Петрович развозил ребят по домам, Мир не выдержал и сказал ему про неудачу с «Дианой». Дядюшка Лир охнул и даже вильнул рулем.