Книга Образование Маленького Дерева - Форрест Картер

Вот чем мы занимались, когда пришли политики. Они сказали, что они не политики, но они были политики. Мужчина и женщина.

Они отказались от предложенных кресел-качалок и сели на стулья с прямыми спинками. На мужчине был серый костюм, на женщине — серое платье. Платье совсем душило ее за шею, и я догадался, что как раз поэтому она выглядит так… как выглядит. Мужчина держал колени вместе, как женщина. Он положил на колени шляпу. Он нервничал, потому что все время вертел шляпу в руках. Женщина не нервничала.

Женщина сказала, что мне следовало бы уйти из комнаты, но дедушка сказал, что я во всем участвую наравне с ним и бабушкой, а стало быть, могу слышать все, что услышат они. Поэтому я остался, сел в свое маленькое кресло-качалку и стал раскачиваться.

Мужчина прочистил горло и сказал, что людей беспокоит мое образование и всякое в этом роде. Он сказал, что о таких вещах нужно заботиться. Дедушка сказал, что мы заботимся, и рассказал, что говорил мистер Вайн.

Женщина спросила, кто такой мистер Вайн, и дедушка рассказал ей о мистере Вайне практически все — хотя не упомянул о том, что мистер Вайн всегда все забывает. Женщина наморщила нос и одернула юбки, будто ей казалось, что мистер Вайн сидит где-то неподалеку и нацеливается забраться ей под платье.

Я сразу понял, что она ни капли не взяла мистера Вайна в расчет. Как, впрочем, и всех нас.

Она дала дедушке бумагу, которую он передал бабушке.

Бабушка зажгла лампу и села за кухонный стол, чтобы прочитать бумагу. Она начала читать вслух, но остановилась и оставшуюся часть прочитала про себя. Дочитав до конца, она встала, перегнулась через стол — и задула лампу.

Политики знали, что это значит. Я тоже знал. Они встали и вышли за дверь, спотыкаясь в потемках. Они не попрощались.

Когда они ушли, мы долго ждали в темноте. Потом бабушка залегла лампу, и мы сели за кухонный стол. Мне было не видно, что написано в бумаге, потому что моя голова едва возвышалась над краем стола, но я слушал.

В бумаге говорилось, что какие-то люди подали в суд иск. В ней говорилось, что со мной обходятся несправедливо. В бумаге говорилось, что бабушка и дедушка не имеют права удерживать меня при себе; что они старые и у них нет образования. Там говорилось, что бабушка индеанка, а дедушка наполовину индеец. У дедушки, говорилось там, плохая репутация.

В бумаге говорилось, что бабушка и дедушка ведут себя эгоистично, и такое их поведение непрерывно ломает всю мою будущую жизнь. А эгоизм их в том, говорилось в бумаге, что они хотят только иметь утешение в старости и ради этого, более или менее, пользуются мной.

В бумаге кое-что было и про меня, но бабушка не стала читать этого вслух. Еще там говорилось, что дедушке и бабушке предоставляется столько-то дней, в течение которых они могут явиться в суд и дать ответ. Там говорилось, в противном случае я буду помещен в приют для сирот.

Дедушка был потрясен. Он снял шляпу и положил ее на стол, и его рука дрожала. Он стал поглаживать шляпу, потом долго сидел, глядя на шляпу и поглаживая ее.

Я подошел к камину, сел в свое кресло и стал раскачиваться. Я сказал бабушке и дедушке, что, скорее всего, смогу ускорить изучение словаря практически до десяти слов в неделю. Я им сказав, что, вполне может быть, смогу ускорить его даже больше — может быть, до ста слов. Я учился читать, и я им сказал, что сразу понял, что в плане чтения мне придется удвоить усилия. Я напомнил им, что сказал мистер Вайн о том, как я считаю; что — хотя политики не берут мистера Вайна в расчет, — все-таки показывает, что я продвигаюсь вперед.

Я не мог перестать говорить. Я пытался остановиться, но не мог. Я раскачивался сильнее и сильнее, говорил быстрее и быстрее.

Я сказал дедушке, что мою будущую непрерывную жизнь никто ни капли не ломает; и что, по-моему, я практически во всем получаю преимущества перед другими детьми. Дедушка мне не отвечал. Бабушка молча смотрела на бумагу, которую держала в руках.

Я понял, что они считают себя такими, как говорит бумага. Я сказал, что это неправда. Я сказал, все как раз наоборот: это они меня утешили, а я был для них, скорее всего, самым худшим, что на них свалилось и о чем им пришлось заботиться. Я сказал дедушке, что, скорее всего, это я им с бабушкой здорово в тягость, а они ни капли не в тягость мне. Я им сказал, что готов сказать все это закону. Но они не заговорили.

Я сказал, что продвигаюсь вперед еще и в другом плане, потому что изучаю ремесло и все такое прочее. Я сказал дедушке, что совершенно уверен, что ни один ребенок моего возраста не изучает ремесла.

Тут дедушка в первый раз посмотрел на меня. Глаза у него были тусклые. Он сказал, что, может быть, учитывая нынешний закон, нам лучше не упоминать о ремесле.

Я подошел к столу и сел дедушке на колени. Я сказал ему и бабушке, что не послушаюсь закона. Я сказал, что уйду далеко в горы и буду жить с Джоном Ивой до тех пор, пока закон не забудет обо всей истории. Я спросил бабушку, что такое приют для сирот.

Бабушка посмотрела на меня через стол. Ее глаза тоже выглядели не так, как надо. Бабушка сказала, что приют для сирот — это место, где содержат детей, у которых нет папы и мамы. Она сказала, там много детей. Она сказала, если я уйду в горы и буду жить с Джоном Ивой, закон придет меня разыскивать.

Я сразу понял, что закон может найти нашу винокурню, если займется розысками. Я больше не упоминал о Джоне Иве.

Дедушка сказал, что утром мы пойдем в поселок и поговорим с мистером Вайном.

Мы вышли на рассвете и пошли по тропе ущелья. Дедушка взял с собой бумагу, чтобы показать мистеру Вайну. Дедушка знал, где он живет, и, дойдя до поселка, мы свернули в переулок. Мистер Вайн жил над лавкой, где продавался корм для скота. Мы вскарабкались по ступенькам длинной шаткой лестницы, приделанной к торцевой стене здания.

Дверь была заперта. Дедушка стучал и дергал за ручку… но никто не ответил. Стекло было покрыто пылью. Дедушка стер пыль и посмотрел внутрь. Он сказал, что там ничего нет.

Мы с дедушкой медленно спустились по лестнице, обогнули угол здания и вошли в лавку.

После полуденного света внутри было темно. Мы с дедушкой постояли минуту, чтобы дать привыкнуть глазам. За прилавком, навалившись на стойку, стоял человек.

— Здорово, — сказал он. — Вам что?

Его живот свешивался над ремнем штанов.

— Здорово, — сказал дедушка. — Мы ищем мистера Вайна. Того, который живет над этой лавкой.

— Его зовут не мистер Вайн, — сказал человек.

Во рту у него торчала зубочистка; она подергивалась из стороны в сторону. Он обсосал зубочистку и вынул ее изо рта, нахмурившись, будто она была плохой на вкус.

— По сути дела, — сказал он, — его уже никак не зовут. Он умер.

Мы с дедушкой были потрясены. Мы ничего не сказали. Я почувствовал пустоту внутри и слабость в коленях. Я здорово надеялся на мистера Вайна в плане того, чтобы справиться с нашей ситуацией. Надо полагать, дедушка тоже на него очень рассчитывал, потому что он не знал, что делать дальше.