Книга Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века - Василий Галин

Даже оплот свободы торговли — Соединенные Штаты Америки — сохраняет значительные ограничения на допуск на внутренний рынок иностранных товаров и услуг, утверждает Б. Линдси: «Американские руководители проявляют лицемерие и жестокость, когда требуют от les miserables открыть свои рынки, но при этом оставляют рынки США закрытыми для самых конкурентоспособных импортных товаров» [789]. Другой адепт неолиберализма Д. Лал отмечает: «На словах поддерживая свободу торговли и laissez faire в качестве наиболее целесообразного экономического курса для всех стран мира, американское государство не внедряет их последовательно на деле, в собственной политике… власти США традиционно проявляли склонность к протекционизму» [790]. «Особое значение, — по его мнению, — имеют преференциальные торговые соглашения … и соглашение TRIPS о защите прав на интеллектуальную собственность, которое навязало ВТО правительство США» [791].

…

Кризис 2008 г. снова, как и почти 80 лет назад, вызовет подъем новой волны протекционизма. Выражая свою озабоченность по этому поводу, Комиссар ЕС по торговле К. Гюхт заявит: «Протекционизм представляет собой реальную угрозу для восстановления экономики. Я обеспокоен тем, что общая картина не улучшилась и что наши партнеры принимают все больше мер, ограничивающих торговлю» [792].

Однако общая дилемма заключается в том, что ресурсы протекционизма исчерпываются, как у Китая, так и у ЕЭС и даже Америки. К XXI веку технический прогресс создал такие могущественные производительные силы, что они уже просто не могут ни выжить, ни развиваться в рамках даже самых крупных национальных экономик. Общество стоит на пороге перехода к каким-то новым формам, поскольку существующая модель глобализма так же исчерпала себя: эмансипировать больше некого и нечего , размеры рынков сегодня ограничены только размерами планеты.

Эти новые формы предлагают сегодня международные неправительственные организации (НПО). Их «программа, — отмечает Д. Лал, — отражает идеи левых и предусматривает распространение системы государственного регулирования, сложившейся в США в период Нового курса, на международной арене» [793]. По словам М. Питерса: «Новая модель отрицает традиционные ценности, национальный суверенитет, рыночную экономику и представительную демократию. Она требует радикальных изменений в поведении индивидов и общества и рассматривает культуру как последний рубеж глобальных перемен. Сторонники этого стандарта называют не этичными принципы современной индустриальной цивилизации, индивидуализм, стремление к прибыли и конкуренцию» [794].

Происхождение этого международного движения «новых левых» связано с рядом установочных документов, разработанных, по словам Д. Лала, «прекраснодушными» сильными мира сего. Одним из первых таких текстов стал Доклад В. Брандта (Brandt Report), появившийся в начале 1970-х гг.: он стал основой для дирижистских призывов к созданию нового экономического миропорядка. Однако наибольший резонанс получил Доклад Всемирной комиссии ООН 1987 г. по экологии и развитию (Доклад Брундтланд), где в качестве задачи, стоящей перед международным сообществом, указывается «устойчивое развитие». В докладе отмечается: «Цель устойчивого развития — обеспечить потребности и стремления современной эпохи, не подрывая при этом нашу способность обеспечивать их в будущем» [795]. Наиболее распространенное толкование этого термина, принятое в деловых кругах, отмечает Д. Лал, сформулировал Всемирный совет предпринимателей по устойчивому развитию: оно «требует взаимодействия социальных, экологических и экономических идей для принятия сбалансированных решений на долгосрочную перспективу» [796].

С того Доклада ООН прошло более тридцати лет, и «сегодня устойчивость заслужено считается областью деятельности и профессией с полномасштабными университетскими программами обучения, профессиональными ассоциациями, корпоративными департаментами и крупными консультационными программами… устойчивое развитие стало профессией», — пишет А. Аткиссон [797]. Но он же в своей книге под говорящим названием «Как быть оптимистом в пессимистичном мире» замечает, что «очень мало из того, что делают промышленно-развитые общества в настоящее время, можно отнести к «устойчивому развитию». Более конкретно, почти ничего в этой сфере не эффективно по-настоящему… » [798].

Нет даже понимания того, за что идет борьба. По словам Д. Сакса (в 2011 г.): «Мы на самом деле не знаем, что означает устойчивое развитие, с чем оно сопряжено» [799]. Так, например, Дж. Стиглиц пишет: «Определять мировой экономический рост будет глобальный спрос» [800]. А идея устойчивого развития, по словам А. Аткиссона, наоборот утверждает, что «рост как явление должен быть приостановлен. Если сами люди добровольно этого не сделают, за них это сделает природа» [801].

Территориально спрос не может быть безграничным, а его искусственное стимулирование в предшествующие десятилетия приводит к тому, что в ближайшей перспективе спрос может только сокращаться. Но человечество не стоит на месте и изобретает еще более производительные технологии, окупаемость которых требует еще больших рынков… С другой стороны, «устойчивое развитие» не может существовать без роста, в противном случае оно просто теряет смысл. Для чего развиваться, если это не приводит к реальным практическим результатам.

Далеко не случаен тот насмешливый скептицизм неолибералов, который звучит в их отношении к идеям «устойчивого развития»: «Этот расплывчатый тезис общего характера, — пишет Д. Лал, — напоминает выражение «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным» — нечто, против чего никто не станет возражать» [802]. По словам Д. Хендерсона, цели «устойчивого развития» абсолютно неясны, а средства их достижения и критерии успеха отличаются еще большей расплывчатостью. Сторонников этой программы он иронически назвал «мироспасителями» [803]. К счастью, отмечает Д. Лал, «выполнение этой «нравственной» программы пока не стало в странах англо-американского акционерного капитализма принудительным, в отличие от узаконенного «представительского капитализма» в Германии и Японии… Значит, компаниям, согласным взять на себя «социальную ответственность», придется конкурировать с теми, кто придерживается традиционного ориентира — максимальной отдачи для акционеров » [804].

Проблема лишь в том, что максимализировать отдачу обычными средствами уже невозможно, традиционного капитализма больше нет…

…

Эту новую реальность отражают, например, данные, которые приводит в своей книге «Fixing the Game » Р. Мартин: между 1960 и 1980 гг. компенсации руководителям 365 крупнейших публичных компаний Америки упали на 33 % от чистого дохода. Руководители зарабатывали все больше для своих акционеров, за все меньшие компенсации. За следующее десятилетие 1980–1990 гг. ситуация кардинально изменилась теперь компенсации удвоились, а за 1990–2000 гг. учетверились [805]. Прибыль акционеров ушла на второй план. С 2000 года ситуация еще более ухудшилась, сверхкомпенсации привели к появлению финансовых пузырей, которые, по мнению М. Дезаи (2013 г.) из Harvard Business School, неумолимо толкают экономику США к упадку [806].