Книга Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века - Василий Галин

Сегодня многие видят проблему и дают свои рецепты ее решения. Наибольшую популярность, особенно в США, приобрела идея отказа от глобализма и возвращения к протекционизму. К ее сторонникам можно отнести таких заметных политиков и экономистов, как 3. Бжезинский [770], Д. Мойо [771], П. Бьюкенен [772], и многих других. Даже европеец Э. Тодд полагает, что «выбор в пользу национальной модели развития был бы для Соединенных Штатов в долгосрочной перспективе бесконечно более верным» [773]. Идеи «нового протекционизма» передает Д. Родрик в своей книге «The Globalization Paradox: Democracy and the Future of the World Economy» [774]. Впрочем, они не новы, практические попытки движения в этом направлении в 2007/2009 гг. предпримет Б. Обама, выдвинув The Patriot Employers Act и The Patriot Corporations of America Act, носящие явный протекционистский характер.

Экспорт в 1913–1940 гг., в млн долл., в ценах 1928 г. [775]

Протекционистские настроения возникают время от времени в большинстве стран. Однако если для малых или развивающихся государств они зачастую заканчиваются локальными провалами [776], то даже попытка принятия протекционистских мер первой экономикой мира — Соединенными Штатами неизбежно отразится на всем человечестве. Примером может служить введение в 1930 г. администрацией Г. Гувера протекционистского тарифа Смута-Хоули, который, по сути, означал объявление Соединенными Штатами торговой войны всему миру. Ее неизбежным следствием стало углубление обвала мирового товарного рынка и Вторая мировая война [777].

И 30 января 1939 г. Гитлер, как и четвертью века ранее Вильгельм II, повторял одну и ту же фразу: «Экспорт или смерть » [778] Накануне Первой мировой, военный министр России В. Сухомлинов отмечал, что противоречия между немцами и русскими находятся только в области торговли: «Между Германией и Россией стоял… стеной русско-германский торговый договор…» [779] После того, как Россия в 1914 г. опустила на пути германских товаров шлагбаум протекционистских таможенных тарифов, война стала неизбежной [780].

Английский историк Дж. Сили всего за несколько лет до Первой мировой придал этой данности аксиоматическую четкость: «Если какое-нибудь государство, сношение с которым обещает выгоды, искусственно, путем правительственного декрета, закрывается для торговли, то эта последняя требует войны » [781] . Спустя сто лет М. Тэтчер подтвердит сохраняющуюся непреложность этого закона: «Протекционизм в торговле, закрывающий целым странам доступ к товарно-сырьевым ресурсам, необходимым для их промышленности, также может подтолкнуть политических лидеров к развязыванию «целесообразных» войн… Остаются лишь две возможности: сражаться или поднять белый флаг » [782] .

К началу XXI в. человечество создало такие мощные производительные силы, что уже ни одна даже самая крупная национальная и даже континентальная экономика не способна обеспечить их необходимыми товарными рынками. И, несмотря, на то, что в отдельных случаях введение некоторых элементов протекционизма неизбежно и является жизненно необходимым, общая проблема состоит в том, что обратной дороги нет .

Уже С. Витте, как и Ф. Лист, рассматривал протекционизм только лишь как временную меру, необходимую для развития производительных сил нации и накопления конкурентоспособного на мировом рынке капитала [783]. После этого, отмечали Ф. Лист и С. Витте, ввиду быстрого роста уровня производительности труда, обеспеченного техническим прогрессом, развитие страны определяется только ее возможностями экспортировать избытки своей продукции на внешние рынки. И уже в конце XIX в. большинство развитых стран мира перейдет от общих протекционистских тарифов к конвенциональным, т. е. двухсторонним договоренностям о взаимном снижении таможенных пошлин. Но в начале ХХ в. и этого уже окажется недостаточно для гигантски выросших производительных сил ведущих стран мира, ищущих новые рынки сбыта и источники сырья, и именно это приведет мир к двум мировым войнам.

Выход виделся только в отмене всех торговых ограничений, что и было сделано с созданием Всемирной торговой организации, призванной способствовать развитию торговли. Однако вместе с тем ВТО, в существующих формах и в силу «несовершенства конкуренции», стало, по сути, орудием неоколониального империализма. Наглядно эту — оборотную сторону ВТО передает реакция известного египетского экономиста С. Амина, по мнению которого, создание ВТО было центральным для новой формы экономического управления мира: «ВТО была, безусловно, создана для того, чтобы закрепить и легализовать “сравнительные преимущества” транснационального капитала. Производственные права и авторские права в ВТО были сформулированы так, чтобы закрепить монополии транснациональных компаний, гарантировать им сверхприбыль и поставить на пути каждой попытки независимой индустриализации в странах периферии практически непреодолимые препятствия…» [784]

Имеющиеся исключения лишь подтверждают правило. Наиболее ярким из них является Китай. Его стремительный рост в конце ХХ в. объясняется теми же самыми причинами, что и Германии, США и России в конце XIX в. Несмотря на вступление в ВТО, Китай проводит агрессивную протекционистскую политику, только не за счет установления высоких пошлин, а за счет ослабления национальной валюты, что равноценно протекционистским тарифам и ценовому демпингу одновременно; социального демпинга — т. е. низких зарплат и социальных расходов; а также проведения целенаправленной государственной промышленной политики (которая включает в себя пятилетние планы; субсидированный экспорт; мощный государственный сектор, доля которого в ВВП составляет 62 % [785], и т. п.). Протекционистская политика Китая неоднократно подвергалась критике, например, П. Кругман призывает: «Уже давно пора занять жесткую позицию в отношении Китая и других стран, манипулирующих обменным курсом, и при необходимости ввести против них санкции» [786]. И подобные настроения нередко сквозят в речах ведущих мировых политиков, таких например, как канцлер Германии А. Меркель или президент США Б. Обама. Однако при этом никаких мер не предпринимается. Наоборот, Китай получает из развитых стран технологии и капиталы, обеспечивающие его развитие. Почему? Ответ заключается в том, что инвестиции в Китай приносят такую прибыль, какую капиталы не могут получить ни в одном другом месте. А прибыль, в конечном счете, решает все.

Исключения можно найти и среди развитых стран. Наиболее наглядным в данном случае является пример регулирования и субсидирования сельского хозяйства в странах ОЭСР. Эти меры сложились еще в 1930-х гг. во время борьбы с Великой депрессией и были направлены, прежде всего, на повышение стабильности и эффективности аграрного сектора. Они будут задействованы развитыми странами мира в полной мере после окончания Второй мировой войны, что с другой стороны приведет к подавлению сельскохозяйственного развития развивающихся стран [787]. Даже Парламентская Ассамблея Совета Европы в 2005 г. была вынуждена признать «необходимость того, чтобы ЕС взял на себя ответственность за сложные последствия своей сельскохозяйственной политики для развивающихся стран» [788]. С другой стороны, с 1990-х гг. экономический эффект от поддержки сельского хозяйства для самих развитых стран начал сходить на нет и во многих случаях даже стал отрицательным…