Книга Новые герои. Массовые убийцы и самоубийцы - Франко Берарди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николс отвечает на наши вопросы так: вкладывая энергию в строительство убежища, мы попадаем в ловушку, принимаем дилемму депрессии и катастрофы. Когда буря приходит, мы оказываемся вне дома и, следовательно, слишком далеко от убежища.
Европейская надежда на будущее превращается в кошмар, так как северные протестанты неохотно оплачивают счета за долги, которые сделали южные католики и православные. Goldman Sachs посеял ветер, и сейчас урожай созрел в виде бури.
Надежда на Арабскую весну также превращается в кошмар: гражданская война в Сирии распространяется за пределы сирийских границ. Провозглашается Исламское государство. Еще недавно фантастическая идея халифата становится реальной и захватывает огромные территории. Египетская революция была разгромлена демократически избранным правительством исламистов, впоследствии свергнутым Сиси, новым воплощением Мубарака.
Израиль угрожает Ирану, а Иран угрожает Израилю, в то время как «Хезболла» объявляет о создании особой силы, которой суждено захватить север Израиля.
Деньги — наше убежище, единственный путь, который у нас есть, чтобы получить доступ к жизни. Но в то же время, если вы хотите денег, вы должны отказаться от жизни.
Не стройте убежище, оно, конечно, окажется бесполезным. Кроме того, строительство убежищ — работа тех, кто готовится к шторму. Сохраняйте спокойствие. Не будьте «приложением к жизни» и прежде всего — не питайте надежду, это абсолютно бессмысленно.
Это ужасная книга о субъективации, о сознании, о разумном аспекте эволюции в наш век, который только начался. Эволюция человека состоит не только из суровых вещей, таких как технологии, производство и физическая среда, но также из мягкого материала психики, эмпатии и языка. Бессознательное, желания, общие ожидания и страхи являются субъективной стороной человеческой эволюции. Так как это является продуктом нескончаемой трансформации психо-культурного состава коллективного сознания, это своеобразное «программное обеспечение» постоянно изменяется.
Загрязнение окружающей среды, болезни и физические страдания, очевидно, влияют на коллективное сознание. В прошлом веке сложный социальный материал резко изменился: физический пейзаж в мире был изменен промышленностью и войной, городские пространства были возведены, разрушены и перестроены. Субъективность, однако, продолжала свою фундаментальную ориентацию на прогрессивное видение будущего. Несмотря на широкое распространение насилия и эксплуатации, ожидания относительно будущего были отмечены устойчивой верой в эволюцию и рост. Даже в самые темные моменты истории прошлого века, даже в годы Второй мировой войны, когда люди умирали, сражаясь под флагами фашизма, коммунизма и демократии, воображение о будущем оставалось воображением о лучшем мире.
В последние два десятилетия прошлого века вся концептуальная основа эволюции изменилась. Идея эволюции постепенно перестала совпадать с экономической экспансией, и сейчас мы столкнулись с задачей переосмысления эволюции как развития. Но это переосмысление кажется нам невозможным. Политическая воля парализована, она не в состоянии решиться и представить себе радикальное преобразование ожиданий и формы новой жизни.
В то время как информационные технологии спровоцировали ускорение ритма обмена информацией, пространство для физического перемещения уменьшается, а ресурсы для экономического роста исчерпываются.
Я называю этот двойной процесс ускорения и истощения спазмом.
Спазм — это внезапное, аномальное, непроизвольное мышечное сокращение или серия чередующихся мышечных сокращений и последующей релаксации. Спазм также внезапный, краткий всплеск энергии и болезненная интенсификация деятельности организма.
В своей книге «Спазм» (Spasm) (1993 год) Артур Крокер говорит об эстетике киберпанка и секционированных рекомбинантных телах, описывая эффекты информационных технологий в создании тела-машины. По Крокеру, внедрение электронных устройств в плоть органического тела (протезы, импланты), в том числе в качестве интерфейса (цифровое повышение интенсивности взаимодействия, реклама, виртуальный секс), являются причиной ускорения нервной деятельности до точки спазма.
В современной антропологической трансформации, вызванной цифровыми информационными технологиями и рыночной глобализацией, социальный организм подвергают воздействию, которое принимает форму спазма.
В своей последней книге «Хаосмос» (Chaosmosis) (1992 год) Гваттари пишет: «Среди туманов и миазмов, которые скрывают наш конец тысячелетия, вопрос о субъективности сейчас превращается в лейтмотив». И добавляет: «Всем людям придется объединить свою креативность, чтобы отогнать угрозы варварства, психического срыва и хаотические спазмы, которые виднеются на горизонте». Он также пишет: «Мы вынуждены вызвать в воображении варварство, психический взрыв, хаотический спазм»[101].
Это последнее выражение обозначает не только потерю сознания, но и ту патологию, что приносит с собой капитализм. В своей книге Гваттари предсказал, что переход тысячелетий будет веком тумана и миазмов, мрака и страдания. Теперь мы знаем, что он был совершенно прав. Через 20 лет после выхода «Хаосмоса», мы знаем, что туман гуще, чем когда-либо, и миазмы не исчезают, но становятся все более опасными, более ядовитыми, чем они когда-либо были.
«Хаосмос» был опубликован всего за несколько месяцев до смерти автора, в 1992 году, в то время, когда лидеры мировых держав встретились в Рио-де-Жанейро, чтобы обсудить и, возможно, принять решение о борьбе с загрязнением окружающей среды и глобальным потеплением, которое в те годы становилось все более очевидной угрозой человеческой жизни на планете. Американский президент Джордж Буш-старший заявил, что американский образ жизни не обсуждается, имея в виду, что США не намерены сократить выбросы углерода, потребление энергии и экономический рост ради экологического будущего планеты. Затем, как во многих других случаях впоследствии, правительство США отказалось вести переговоры и подписывать любые международные соглашения по этому вопросу.
Сегодня, 20 лет спустя, опустошение окружающей среды, естественной и общественной жизни достигло того состояния, которое, кажется, имеет необратимый характер. Необратимость как концепцию трудно передать, поскольку она полностью несовместима с современной политикой. Когда мы используем это слово, мы объявляем ipso facto[102]смерть самой политики.
Процесс субъективации развивается внутри этих рамок, которые перекраивает сочетание бессознательных потоков в социальной культуре. «Субъектность — не большая естественная данность, чем воздух или вода. Как мы можем производить ее, отвергать, обогащать и постоянно изобретать для того, чтобы сделать ее совместимой с миром изменяющихся значений?»[103]