Книга Великое зло - М. Дж. Роуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет, Тео, – сказал Эш.
Тот ответил кивком. Напряжение между братьями, вчера замеченное Жас, нынче никуда не делось.
Яркий свет дня придавал их чертам бо́льшую определенность, чем вчера, в приглушенном полумраке бара. И девушка поразилась, до какой степени они, оказывается, похожи. Оба одинаково сложены, лица хорошей лепки. Только у Эша светлее оттенок кожи и волос, он кажется моложе. И не таким опустошенным. Не таким измученным. Голубые глаза – почти того же цвета, что у брата, но в них больше жизни. Как если бы судьба еще не ломала его.
– Чему я обязан удовольствию твоего визита?
– Я позвонил в галерею, и Саманта сказала, куда вы отправились. Мне нужно с тобой поговорить. Отойдем на минуту?
– Нет уж, давай здесь. Бросать леди в одиночестве – фу, как грубо… Садись. Я тебя внимательно слушаю. И пусть Жас тоже послушает.
Пока Эш устраивался за столом, подошел официант.
– Я не буду обедать. Только чашку кофе, пожалуйста. Черного.
– Да, сэр.
Проводив глазами официанта, Эш пояснил:
– Я хочу поговорить о галерее.
– Отлично, говори.
– Ко мне обратилась женщина по имени Элизабет Тиммонсон. Она ведь связывалась с тобой насчет Ренуара? Почему ты прервал переговоры?
– Там сложная переписка, Эш. Раньше все оформлялось, как надо, а сейчас…
Конец предложения повис в воздухе.
– Если бы ты нанял кого-нибудь вместо…
У Тео сорвался голос.
– Я не намерен искать нового секретаря.
Похоже, подумала Жас, смерть жены, работавшей вместе с Тео в реставрационных проектах, оставила многие дела в подвешенном состоянии.
Она встала.
– Извините, я на минутку.
Девушка надеялась, что к моменту ее возвращения их препирательства закончатся.
Но через пять минут братья все еще спорили о том же.
– Это очень непростое дело, – горячился Тео. – В нашей документации есть квитанция о продаже.
– По утверждению Тиммонсон, клиент заявил, что его дед, продавший нам картину в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, действовал под давлением и…
– Я знаю право в этой области, Эш. И уже говорил тебе – письма не являются доказательством давления. В данном случае как раз наоборот. Он продал нам Ренуара, добавил несколько тысяч фунтов и приобрел Дюрера.
– Ну, значит, все ясно, никаких проблем. Но почему ты оборвал переписку? Люди же не могут сидеть и ждать, пока ты переживешь утрату. Мы все скорбим о Наоми…
– Не смей произносить ее имя! – Тео цедил слова сквозь зубы так тихо, что Жас едва разбирала. – Тебе ли говорить? Стыд не грызет?
Эш повернулся к Жас:
– Было очень приятно снова увидеться с вами. Простите, что при таких нерадостных обстоятельствах. Может быть, пока вы здесь, я смогу показать вам остров: мое представление очень отличается от представления Тео…
– Слушай, уйди, – вмешался Тео. – Как я веду бизнес в галерее, тебя не касается.
– Ну уж нет. Все, что делается от имени Гаспаров, касается нас обоих. Скандал в галерее сильно отразится на репутации банка. Мы не можем себе позволить сидеть и не вмешиваться.
Он достал из кармана листок бумаги и протянул брату.
– Тиммонсон ждет твоего звонка. Она планирует приехать на остров и разобраться с документами. Когда договоритесь, дай мне знать, я бы тоже хотел присутствовать на встрече. Нужно убедиться, что этот случай не приведет к скандалу. Если есть хотя бы какие-то сомнения в законности приобретения картины, они касаются всей семьи.
Эш повернулся к девушке:
– Еще раз извините, что помешал вам обедать.
Он встал и, не простившись с братом, вышел.
Когда Эш скрылся за дверью, Тео повернулся к Жас:
– Я тоже прошу прощения.
Он поднял стакан и залпом допил все, что там оставалось. Некоторое время посидел, погрузившись в мысли. Посмотрел на часы. А когда повернулся к девушке, следов раздражения и злости на его лице больше не было.
– Ну что, отлив начался. Нас ждут великие дела. Хочешь еще кофе – или в бой?
Они брели вдоль бухты Грев д’Азетт. Ряды скучных маленьких домиков прижимались к дороге с двух сторон. В любом городе есть такой район, подумала Жас. Если снести все мало-мальски необычное, привлекательное, с налетом старины, и наставить зданий массовой застройки, попроще и подешевле, то недостатка в покупателях не будет.
– «Марин-Террас» находилась вон там, – Тео показал на группу скромных двухэтажных домов, стоящих так тесно, что боками касались друг друга. – Раньше это место вообще не было застроено; дом Гюго от берега отделял только огороженный сад. Окна его спальни выходили на море.
Тео подхватил ее под руку и повел в конец квартала, потом по боковой улочке к спуску. Там заканчивалась булыжная мостовая и начинался берег: песок, скалы, каменные столбы…
Жас вздрогнула. Ей внезапно почудилось, что она знает это место. Видела раньше. Что это, дежавю? Сон?
Тео указал на линию горизонта.
– В той стороне – Франция. Вот почему Гюго так любил здесь бывать. Часто забирался на утесы и сидел там, глядя на далекий дом. Он назвал это место Rocher des Proscrits, «Скала Изгнания». И он сам, и его друзья считали ее символом их ссылки.
– Такое знакомое место…
– Есть известный снимок: сын Гюго, Шарль, сфотографировал отца, когда тот сидел на камне и смотрел в сторону Франции. За время пребывания на Джерси он вообще научился отлично фотографировать. Гюго часто позировал ему. Десятки изображений писателя сделаны на этом берегу, меж этих скал. В «Лесных ручьях» тоже висят несколько, я тебе потом покажу.
Жас заметила, что на поверхности камня что-то блестит. Подошла – и увидела памятную табличку. Покрывающие ее плесень и потеки ржавчины превратили табличку в шедевр импрессионизма.
Тео хмыкнул.
– Здесь толпами бродят туристы. Маловероятно, что «Логово Люцифера» находится где-то поблизости. Думаю, за столько лет тут уже раскопали все, что только можно.
– Ну, само по себе это ничего не значит. Людное место тоже может хранить секреты. Но в данном случае ты, похоже, прав. Что здесь можно обнаружить?
Жас поддерживала разговор, но этим занималась только часть ее сознания. В конце концов она оборвала фразу и повернулась к спутнику:
– Тео, ну почему все кажется мне таким знакомым? Я тут впервые, и все же… Дело не в фотографии, это что-то совсем другое.
Он улыбнулся. Первый раз с его лица ушло выражение боли.