Книга Диана, Купидон и Командор - Бьянка Питцорно

Сразу после обеда Галинуча привела Дзелию в театр и, хоть и неохотно, оставила в руках гримеров и швей. Перед этим, дома, она сбрызнула волосы Дзелии пивом, разведенным водой, накрутила локоны на «чертят» и повязала платком, точно следуя рекомендациям, которые прочитала в журнале «Признания» и которые должны были гарантировать некий великолепный результат, но какой именно, об этом не знала даже сама Дзелия, ибо няня раскрыла секрет одной только гримерше. (Ей просто пришлось это сделать, учитывая, что она не могла собственноручно причесать девочку перед спектаклем.)

Командора, как и всегда, среди публики не было. Но семья знала, что он будет следить за дебютом Дзелии со своего места за кулисами.

Наконец последние опоздавшие заняли свои места, свет в зале мигнул три раза и погас, оркестр заиграл увертюру и занавес распахнулся при первом акте страстной истории.

Диана, как и вчера, была охвачена волшебством музыки и голосами, световыми эффектами, костюмами… Снова, как и в прошлый раз, она возмутилась незащищенностью наивной девушки – пятнадцать лет, возраст конфет и игрушек – и человеческим цинизмом. Хотя чего еще ожидать от бледнолицего «янки»? Где не окажись, они всегда поступают по-своему, насмехаясь над окружающими. Даже сам Пинкертон поет: «Где бы он ни был, янки-бродяга наслаждается жизнью и не знает риска», добавляя при этом что-то непорядочное о своей невесте, вроде того, что он не знает, женщина ли это или игрушка. Игрушка! Вот Розальба врезала бы ему по носу!

Нужно будет непременно напомнить об этом кривляке Звеве Лопес. Кочис ни за что не стал бы так подло себя вести. В этом Диана не сомневалась. Он презирал лживые раздвоенные языки.

Первый акт подошел к концу. Но даже после того, как занавес опустился, публика все еще аплодировала. Приска из партера сделала Диане знак спуститься. Они договорились, что во время перерыва пойдут вместе с Элизой и Розальбой в гримерную, чтобы посмотреть, как готовят Дзелию.

Все остальные Серра, несмотря на то что сгорали от любопытства, решили не ходить к домашней любимице. Они не хотели, чтобы в коридорах театра случилось то, что тетя Офелия определила как «нежелательная и неприятная встреча».

И вот когда, смешавшись с остальной толпой поклонников, четыре подруги добрались до гримерной, которую Дзелия делила с Сузуки и американской женой Пинкертона, они так и остались с открытым ртом. Хоть Дзелию никто и не посылал к парикмахеру, у малышки вдруг оказались (или так казалось) короткие волосы: тугие кудряшки, словно приклеенные к голове, как у ангелочка из мастреской Делла Роббия. Она и впрямь походила на мальчика.

– Это все Галинуча! – гордо заявила Дзелия, пока гримерша натирала ее щеки светлым тональным кремом и удлиняла форму глаз черным карандашом.

Следовало лишь осторожно снять изнутри «чертят», не распуская при этом локонов, чтобы скрепленные пивом волосы так и оставались скрученными в кудри. Конечно, их хозяйке не стоило мотать головой или делать каких-то резких движений, но ее роль этого и не предусматривала.

Диана невероятно гордилась сестрой, которая, уже одетая в шелковое кимоно цвета лаванды, сидела словно на троне, окруженная почитателями (хоть на «трон» ей пришлось подложить подушек, иначе она не доставала бы до зеркала).

– Мама, ты бы видела, какая она хорошенькая! – радостно воскликнула Диана, вернувшись в ложу. Начинался второй акт.

На этот раз никто из семьи Серра, включая и Диану, не обращал внимания на музыку и пение. Все с нетерпением ждали лишь выхода Дзелии.

И вот наконец-то!

Баттерфляй выволокла Дзелию на сцену за руку (поднимать ее она не решилась из-за веса девочки) и подтолкнула в сторону смущенного американского консула. «Ах! Он позабыл меня?.. А как же это? Это?.. Неужели это можно позабыть?»

Дзелия вышла на сцену уверенно, старательно поворачиваясь лицом к залу, как наказывал ей Командор. Она прижалась к боку «матери», делая вид, что испугалась консула, который хотел погладить ее по волосам. «Светлые волосы! Малыш, как тебя зовут?»

Обеспокоенная тем, что это может испортить все старания Галинучи, Дзелия увернулась от протянутой руки и спрятала лицо в складки материнского кимоно. Грянули аплодисменты, от которых затряслась огромная хрустальная люстра.

– Да что там у нее за поясом? – пробормотал дядя Туллио. И вдруг воскликнул с презрением: – Это невозможно! Плюшевая обезьяна!

Диана моментально узнала Пеппо, который из-под шелкового пояса кланялся публике своей истертой мордашкой.

– Она свихнулась, – прошипела Сильвана.

– Какой позор, – прошептала мама.

– Шш-ш, – шикнули на них из соседней ложи. Публика восторгалась находкой, которая добавила наивности и детской невинности характеру маленького героя. Все думали, что это выдумка режиссера, чтобы уравновесить несоответствие в возрасте белокурого «япончика», действительно довольно заметное.

Но певица, играющая Баттерфляй, не разделяла энтузиазма публики. Она ожидала, что все внимание зрителей будет сосредоточено на ее персоне, на ее голосе. В зале же раздавались смешки, бормотание, комментарии. Сузуки прятала под веером насмешливую улыбку.

Разъяренная примадонна схватила Дзелию в объятия, как и предусматривал сценарий, но сжала намного сильнее, чем требовалось, вонзая свои острые ногти в спину девочке.

– Я же сказала тебе оставить обезьяну дома! – прошипела она.

Но делать было нечего. Опера продолжалась. Самый простой жест или движение Дзелии вызвали у зрителей волну эмоций, и даже Серра довольно улыбались в своей ложе. Когда наступил момент завязывать «малышу» глаза, певица постаралась затянуть узел как можно туже. «Иди, играй, играй!» – пела она своим великолепным голосом, отталкивая «сына» подальше. Дзелия как ни в чем ни бывало устроилась прямо на краю сцены, вытащила свою обезьянку и тоже завязала ей глаза лентой. После чего прижала к груди, словно не желая, чтобы та увидела жестокую сцену, и стала укачивать. К этому моменту лишь самые фанатичные любители музыки продолжали с должным вниманием следить за пением главной исполнительницы, которая в глубине сцены вскрывала себе живот отцовским кинжалом.

История подходила к концу. На сцену выбежал Пинкертон, восклицая: «Баттерфляй! Баттерфляй!», американский консул подбежал к Дзелии и всхлипывая поцеловал «япончика». После чего наступила финальная суматоха, обычная для всех опер, и занавес опустился. Публика неистово аплодировала, кто-то поднялся, чтобы приблизиться к сцене, летели цветы, зрители громко вызывали певицу.

Занавес снова поднялся. Воскресшая Баттерфляй вышла на сцену и поклонилась, отправляя кончиками пальцев воздушные поцелуи. За ней вышла и вся труппа. Пинкертон держал на руках Дзелию, и Диана хлопала так, что у нее чуть не лопнули ладони.

Снова поклоны, цветы, аплодисменты. Занавес падал и сразу же поднимался снова, показывая исполнителей в различных комбинациях: Баттерфляй и Пинкертон одни; они же с Дзелией посередине; Сузуки, американская жена, консул и дядя бонза… пока они снова не вышли все вместе и на этот раз, кто знает, из-за каприза ли Дзелии или самой примадонны, глаза девочки были завязаны.