Книга Козлы отпущения - Эфраим Кишон

— Кто довел народ до нищеты?

— Лысые!

— Кто разжигает братоубийственную войну?

— Лысые!!

— Кто развращает наших невинных детей?

— Лысые!!!

— Кто распространяет наркотики, спекулирует, занимается контрабандой и делает аборты?

— Лысые!!!!

— Кто обманывает, торгует краденым, занимается шпионажем и диверсиями?

— Лысые!!!!!

— А теперь, братья, ответьте — кто спасет Родину?

— Лысые!!!!!!

Последний ответ народа был, возможно, не совсем верным с точки зрения формальной логики, но тысячи членов Национального фронта дошли уже до такой степени возбуждения, что на такие мелочи никто уже не обращал внимания.

— Волосатые братья! — тут я оставил текст и стал импровизировать. — Преступное правительство не ограничивается преследованиями бойцов Фронта. Наступило решающее время! Терпеть далее невозможно! Правительство ведет народ к катастрофе! Правительство бросает в тюремные застенки наших верных последователей! Оно творит неправый суд! Вот, например, вдова Шик…

— Ууу, — ревела толпа, — долой ведьму!

— Вдова Шик томится в тюрьме без всякой вины, только за свою преданность идеям национальной защиты волосатых!

— Да здравствует вдова Шик! Ура!

Пепи потянул меня сзади за рукав фиолетового смокинга, а доктор Шимкович, бледный как мел, пытался подавать мне знаки рукой, но меня уже невозможно было остановить:

— Глас народа — глас Божий! А теперь, братья в волосах, слушайте меня. Сейчас мы направимся к тюрьме на улице Чука, ибо честь Гарпуна обязывает нас. Мы не можем больше молчать! Чаша с ядом переполнена! Шагом марш к тюрьме! Разобьем оковы несчастной вдовы! Терпение! Да здравствует Пинто!

Воздействие моих слов на толпу невозможно описать. Пепи силой оттащил меня от микрофона, издавая дикие бессмысленные звуки. В ярости он бушевал и топал ногами. Трусливый адвокат побелел как мел и постоянно спрашивал: «Что же будет?» Доктор Шванц без конца крестился. Однако широкие массы борцов уже приняли мой клич близко к сердцу. Они вышли на улицу и хлынули, как радиоуправляемая лавина, к центру города.

* * *

Ужас, которым были объяты Пепи и другие товарищи по партийной борьбе вследствие моей руководящей инициативы, оказался совершенно необоснованным.

Товарищи по Фронту на удивление дисциплинированно, не нарушая общественного порядка, шагали вдоль главной улицы. Порой несколько камней, брошенных верной рукой, разбивали витрины отдельных магазинов, владельцы которых вызывали подозрение с точки зрения волосяного покрова, после чего срочно организовывались операции по спасению магазинного имущества, то есть товары из витрин поступали на нужды бойцов-гарпунеров.

На улицах попадались безответственные личности, прогуливавшиеся как ни в чем не бывало, несмотря на свою вопиющую к небесам лысину. Они получили суровый урок на всю жизнь в отместку за томящихся в застенках вдов, вся вина которых состоит лишь в том, что они являются членами Движения.

Бойцы Национального фронта бросали излишки товаров под колеса трамваев, предавали принадлежащее лысым имущество огню, а также перевернули несколько частных машин, поскольку те мешали им двигаться к цели. Демонстранты выкрикивали антилысистские лозунги и, между делом, проломили трубы центрального газопровода. Потоки газа, вырвавшиеся из труб, издавали звук, подобный звуку боевых труб. Чьи-то ловкие руки бросили в струю горящую спичку, и пламя национальной борьбы разгорелось в нескольких точках города. Огонь патриотизма поднялся до небес, однако никаких особых происшествий не последовало.

Полиция сумела овладеть ситуацией и пристально наблюдала за процессией. Руководство партии держалось на определенном расстоянии от демонстрантов, однако также внимательно контролировало происходящее. Даже доктор Шимкович, еще недавно объятый страхом, вынужден был признать, что все идет нормально.

Передовые колонны демонстрантов подошли к воротам тюрьмы. В стройных рядах были видны лозунги, державшиеся на вырванных с корнем дорожных указателях. В конце концов все собрались у тюрьмы.

— Свободу вдове Шик! — звучало мощное выражение народной воли. — Выдайте нам лысых тюремщиков! Свободу вдове Шик!

Я же тихо улыбался, думая о том, что сейчас чувствует вдова в своей темнице. Но в этот момент наемники лысых прислали какую-то полицейскую машину, которая перекрыла вход в тюрьму.

Впрочем, было ясно, что попытки плешивых-паршивых защитить тюрьму обречены на провал. Напряжение возросло многократно, когда полицейские попытались силой удалить из толпы наиболее крикливых демонстрантов, расталкивая при этом людей направо и налево. Казалось, не избежать массовых столкновений, чреватых беспорядками, но тут вдруг ворота тюрьмы распахнулись и на пороге появился заместитель начальника. Он двинулся прямо в толпу, выясняя, кто здесь главный. Затем капитан направился к моей машине. Он несколько удивился при виде нашей фиолетовой формы, но отдал честь:

— Я вынужден выйти сюда, ибо я заменяю моего лысого начальника в важных ситуациях. Нам беспорядки не нужны. Если вы обещаете успокоить людей и покончить с атмосферой ненависти, царящей в толпе, я задействую свои полномочия и отпущу вдову Шик до суда.

— Согласен, — ответил я, — я вас не забуду, дорогой тюремщик.

— Я только выполняю свой долг. Кстати, мой начальник совершенно лысый.

После достижения соглашения Пепи приступил к успокоению толпы и велел командирам подразделений бойцов отвести людей в дальний район города, дабы навести порядок и там.

— Вперед, гарпунеры! — выкрикнул Пепи. — Звуки разбиваемых витрин магазинов, принадлежащих лысым, будут нам наградой! Чаша переполнена!

Но есть предел даже количеству витрин, обреченных в жертву разгневанным демонстрантам. Во мне вдруг снова почему-то пробудилось опасение, что Пепи все же получает определенный процент от доходов торговцев стеклом и объединения стекольщиков, хотя доктор Шимкович опять принялся меня успокаивать, говоря, что не нужно сомневаться в честности господина Шумкоти.

Через короткое время Пепи вернулся к машине и заявил, что это был единственный и самый быстрый путь освобождения вдовы. Вместе с тем он попенял мне за то, что я заранее не поставил его в известность о своем плане.

— Нельзя ничего скрывать от лучшего друга, — сказал Пепи, — это же элементарно.

В эту минуту ворота тюрьмы отворились, и в них появился хрупкий силуэт вдовы. Бойцы Фронта, оставшиеся с нами, подняли измученную женщину на руки и понесли к машине. Остальные тащили целую груду подарков, которую я приготовил для благородной женщины за время ее томления в застенках. Для всех этих чемоданов пришлось заказывать отдельное такси. Вдова уселась в машину между мной и Пепи, рыдая от счастья.

— Огромное спасибо, — шептали ее сухие губы. Она взволнованно пожимала руку Пепи. — Я обязана вам своим освобождением, господин главный редактор. Я знала, что такой человек, как вы, не оставит меня в беде.