Книга Моя любимая девочка - Марина Серова

Я уже даже в душе признавалась себе, что, видимо, придется смириться с тем, что на сей раз убийца не будет наказан. В принципе, мне казалось, что я понимаю мотивы Артемия Владимировича и не так уж его осуждаю, но все-таки статус-кво должен быть восстановлен. И вообще, умышленное убийство – тяжкое преступление. Для его оправдания должны быть очень веские основания, а их не было. И меру вины его пусть определяет суд. Но вот для суда-то как раз и не было оснований.

Зазвонил телефон, и я, тихонько вздохнув, сняла трубку. Я услышала голос Насти Полуниной.

– Татьяна Александровна, добрый день, извините, что беспокою. – Голос девушки был каким-то грустным и одновременно решительным. – Но у меня есть для вас очень важное сообщение. Могу я увидеться с вами?

– Да, Настя, конечно, – живо отозвалась я. – Вы можете прийти ко мне домой?

– Дело в том, что я не одна, – отчего-то всхлипнула Настя. – Со мной Аркадий.

– Настя, что за вопрос, приходите вместе, – сказала я. – И постарайтесь успокоиться. Я вас буду ждать.

– Тогда мы прямо к вам и направляемся, – шмыгнула носом Настя.

– Отлично, жду, – ответила я и повесила трубку.

Мне стало очень интересно, что могло произойти у Насти с Аркадием, тем не менее интонации девушки заставили меня нахмуриться.

«Ладно, чего переживать раньше времени, – подумала я. – Вот сейчас они придут, и все станет ясно».

Чтобы отвлечься на время, я прошла в кухню, сварила три порции кофе и достала из холодильника нарезку колбасы, а из буфета коробку печенья.

Настя и Аркадий пришли минут через пятнадцать. Первое, на что я обратила внимание, это заплаканное лицо девушки, а также хмурый взгляд Аркадия. Веретенников все время поддерживал свою невесту под руку.

– Садитесь, угощайтесь, – как можно приветливее улыбнулась я. – Сначала поешьте, а потом расскажите, что произошло. Судя по вашим лицам, это не очень-то приятное событие.

– Да, – тут же сказала Настя. – Извините, но я сейчас есть ничего не могу, просто кусок в горло не лезет. Так что пусть Аркадий угощается, а я сразу перейду к делу…

– Настюша, ты же с утра ничего не ела, – в голосе Аркадия прозвучала забота.

– Неважно, я не хочу, – упрямо ответила Настя и вперилась в меня немигающим взглядом. Я терпеливо ждала. – Дело в том, – проговорила девушка, сжимая пальцы в кулаки, – что папа умер…

– Боже мой! – только и могла вымолвить я.

Своим возгласом я выразила и жалость к тяжело больному и несчастному Артемию Владимировичу, и сочувствие к Насте, на голову которой в последнее время свалилось множество проблем, а также ужас от осознания того, что Коротков теперь, скорее всего, никогда уже не будет оправдан…

Я закусила губу и замолчала, рассеянно глядя в окно.

– Я понимаю, – вернул меня к действительности голос Насти, – о чем вы сейчас думаете. И сразу хочу перейти к делу.

Она раскрыла сумочку и достала оттуда какой-то пухлый объемный конверт. Я пока что непонимающе следила за действиями девушки.

– Вот, это вам, – протянула мне конверт Настя. – Это папа вручил мне вчера с просьбой передать вам после того, как он… умрет. Видимо, он чувствовал, что это случится совсем скоро. Я не знаю, что там, но папа сказал, что это его последний долг и что после этого он сможет умереть с чистой совестью. Так что…

Настя не закончила фразу и спрятала мокрое от слез лицо на груди Аркадия. Тот принялся поглаживать ее по волосам, а я торопливо разорвала конверт. Там находилась пачка денег и еще какой-то лист бумаги. Это было письмо, написанное Артемием Владимировичем перед смертью.

«Уважаемая Татьяна Александровна, – начиналось оно, – мне очень жаль, что знакомство с вами произошло при столь неблагоприятных обстоятельствах. Уверен, что вы умный, честный и порядочный человек и мы с вами могли бы прекрасно найти общий язык, если бы не… Если бы не некоторые события. Сразу же хочу успокоить вас и заявить, что признаю свою вину в убийстве Натальи Белокопытовой. Эксперты, проведя графическую экспертизу, установят, что это пишу именно я. Я понимаю, что за мои действия не должен нести ответственность невинный человек, так что снимаю камень с души, поскольку после моего официального признания его непременно освободят. Но не только об этом я хотел вам написать. А прежде всего о мотивах своего поступка. Я хочу, чтобы вы поняли, что мною руководили исключительно благие намерения. Возможно, это звучит цинично и антигуманно, но это так. А сейчас постарайтесь меня понять. Когда я женился на Алевтине, искренне любя ее, я перенес эту любовь и на ее дочь, полностью уверенный, что и она со временем будет относиться ко мне пусть не с любовью, но хотя бы с симпатией. Однако этого не произошло. Более того, девочка росла злобной и вредной, постоянно старалась сделать какую-либо пакость как мне, так и матери. Я надеялся, что с возрастом это пройдет, однако случилось по-другому. Наташа не только не стала мягче и добрее, а, наоборот, ее злоба и агрессивность к окружающим и к жизни усилились. Меня бы, наверное, это все не столь сильно волновало – в конце концов, она выросла и строит свою жизнь так, как хочет, – но неожиданно я узнал, что затронуты интересы моей дочери – девочки, которую я люблю больше всех на свете. Когда Настенька рассказала мне о том, что происходит между ней и Аркадием – я полагаю, что вы прекрасно осведомлены об этом, – и о том, как она страдает и кто тому виной, я принял решение разрубить этот гордиев узел раз и навсегда. Поначалу, правда, я выбрал не столь чудовищный метод. Я надеялся, что мне удастся убедить Наташу развестись. Но не тут-то было. Открою вам еще одну тайну: некоторое время назад я имел с Наташей серьезный разговор, о котором она, по всей видимости, никому не рассказала. Я специально пришел к ней в отсутствие Аркадия и Кирилла. Разумеется, я ни словом не обмолвился о связи ее мужа с моей дочерью, просто решил поговорить по-человечески, высказать свое мнение, что у них с мужем несчастливая жизнь и им лучше расстаться, а заодно выяснить, как она собирается поступать дальше. Разговор этот меня очень горько разочаровал. Наташа вела себя грубо и вызывающе, но это еще полбеды – мне уже давно стало безразлично, как она ко мне относится. Хуже всего было то, что она категорически заявила, что никогда не отпустит Аркадия. А если он осмелится уйти сам, то приложит все усилия, чтобы сделать его жизнь невыносимой. Глаза ее горели такой злобой, что я понял, что моя девочка никогда не будет счастлива, пока эта хищница живет на свете. Что даже если у Аркадия хватит решимости уйти из семьи, Наташа ни за что не оставит их в покое. Страдать от ее выходок им пришлось бы до конца дней. А эта дрянь, не побоюсь этого слова, будет жить только для того, чтобы портить жизнь нормальным людям. И тут я задумался всерьез. Повторяю, дороже дочери и ее счастья у меня нет ничего. Я знал и знаю, что скоро умру. Это может случиться в любую минуту. Так что мне, я думал, мешает напоследок обеспечить счастливую жизнь моей дочери? Да, мне придется совершить тяжкое преступление, но опасность наказания меня не волновала. Разве тюрьма страшнее смерти? Да и до суда я, скорее всего, не дожил бы. Так что этот основной сдерживающий фактор меня не беспокоил. Нужно было только выбрать подходящий момент, чтобы уничтожить ее. Да еще постараться сделать это так, чтобы не был заподозрен никто из близких. Мне почти это удалось – никто из родных мне и Насте людей не пострадал. К несчастью, неожиданно для меня здорово попал ваш клиент… Но это уже не моя вина, как я считаю. Тем не менее от мысли, что я невольно причинил зло непричастному человеку, мне было не по себе. Но, возвращаясь к вышесказанному, я хочу продолжить свой рассказ. Я знал, что Аркадий к моменту, который я выбрал, уже уйдет на работу. Кто же мог предположить, что он отправится к Настюше?! Одним словом, я шел туда с целью убить Наташу. Признаюсь, что я планировал сделать это прямо в квартире. Я знал, что она откроет мне дверь. Нужно было лишь дождаться, когда она отвернется, и нанести удар. Однако все вышло по-другому. Я поднимался по лестнице, поблизости никого не было. И вдруг я услышал звук отпираемой двери Наташиной квартиры. Во всяком случае, квартиры на их этаже. И я моментально сменил тактику, рассудив, что будет лучше, если я убью ее на лестнице. Ведь в этом случае можно будет предположить, что убийца был ей просто чужим человеком. А еще лучше, если бы решили, что это ограбление. Поэтому, нанеся удар, я полез к ней в сумку. Там оказалась довольно крупная сумма денег, которую я забрал. Деньги эти мне абсолютно не нужны, и теперь я отправляю их вам, чтобы вы сами решали, что с ними делать. Я был вынужден присвоить их на время, чтобы убедить следствие в мотивах убийства. Это мне не удалось, потому что выяснилось, что об этих деньгах не знал практически никто. А ее мелочь в карманах я, естественно, трогать не стал. Когда пошли подозрения в адрес Аркадия, я разволновался и даже хотел признаться во всем, но потом все утряслось, и я снова успокоился. После этого мне оставалось только ждать, чем все закончится. Дальше все шло более-менее благоприятно. Настя и Аркадий решили быть вместе, на меня никто не думал, единственный, кто страдал, был ваш клиент. Не могу сказать, что мне было это безразлично, иначе я бы не писал данного признания. Особенно на меня подействовал разговор с вами насчет него. Какой бы тяжкий грех я ни совершил, все-таки я никогда не считал себя подлецом. И не хочу им умирать. Поэтому я и должен напоследок избавить человека от незаслуженного наказания. Кроме того, со мной после ваших обвинений долго говорила Настюша. Она была шокирована предположением, что ее отец убийца. Ей я тогда так ничего и не объяснил, но написал отдельное письмо, специально для нее. А сейчас хочу только заявить: все, что бы я ни делал, Настюша, было ради тебя. Постарайся понять своего отца и, если сумеешь, простить. Когда вы будете читать мое письмо, меня уже не будет, поэтому тороплюсь осветить все моменты, потому что потом вам их прояснить будет не у кого. Итак, подтверждаю, что я, Полунин Артемий Владимирович, шестнадцатого февраля сего года совершил убийство своей приемной дочери Натальи. Что вас интересует еще? Раскаиваюсь ли я? Нет, нисколько. По крайней мере, теперь я убежден, что у моей родной дочери все будет хорошо. И эта мысль согревает меня на пороге смерти. Еще раз прошу извинения за то, что заставил вашего знакомого страдать, надеюсь, что теперь у него все будет в порядке. С искренним уважением к вам…»