Книга Джампер. История Гриффина - Стивен Гулд

На деревьях только-только лопнули почки, а из-под прошлогодней пожухлой травы полезла зеленая трава. Эвэ жила в двухэтажном доме желтого кирпича с крытым крыльцом. По телефону она назвала это «колониальным стилем». Она стояла на ступеньках, когда я завернул за угол, и оставалась там, наблюдая, как я вхожу во двор, прежде чем спуститься мне навстречу. Я был уверен, что она собирается меня обнять, поэтому быстро выдвинул вперед коробку, так что ей пришлось сдержаться и взять ее.

— Заходи скорее!

Ее родители ждали в холле. Мама стояла у окна, а отец сидел с книгой, но у меня сложилось ощущение, что они оба находились в состоянии тревожного ожидания. Я призвал на помощь все свои хорошие манеры, пока меня представляли.

— Очень приятно. Счастлив познакомиться с вами.

У миссис Кельсон были рыжие, но уже начинающие седеть волосы, а у мистера Кельсона прическа в стиле семидесятых: длинные волосы, закрывающие лоб и уши. То ли он еще не поседел, то ли подкрашивал волосы. Его улыбка мне не понравилась — глаза совсем не улыбались. В них словно застыл вопрос: «кто ты такой и что тебе нужно от моей дочери?».

А вот мать улыбалась по-настоящему. Миссис Кельсон очень понравился рисунок. Отец Эвэ выдавил «очень мило», но его лицо оставалось хмурым, и он незаметно переводил взгляд с рисунка на дочь.

— Ты сделал копию? — спросила Эвэ.

— Да, снял одну, отличную.

Я не стал уточнять, что копия была в два раза больше оригинала и висела теперь над моей кроватью. Это бы уже было чересчур.

— Что ты делаешь в Нью-Йорке, Гриффин? — спросил мистер Кельсон.

— Возвращаюсь домой из Европы. Я живу в Южной Калифорнии.

— Правда? Не в Англии? — Он посмотрел на дочь.

— Мы об этом не говорили, пап! Я встретила его в Лондоне, он оказался англичанином. Что я должна была подумать?

— Да, — добавил я. — В основном мы обсуждали рисование.

— Где же именно в Южной Калифорнии?

— Рядом с пустыней, в западной части Сан-Диего-сити. Ближайший населенный пункт называется Боррего Спрингс. — До сих пор это была правда, но далее я соврал. — Я полжизни прожил с отцом в Калифорнии, а потом в Лечлейде, в Оксфордшире, с бабушкой и дедушкой. Я навещал кузена своего друга, когда познакомился с Эвэ во Франции.

— Наверное, при таком образе жизни сложно учиться в школе, — предположила миссис Кельсон.

— Я заочник. Домашнее обучение. Это единственный вариант, который нам подошел. Когда поступлю в университет, будет иначе.

Эвэ поглядела на родителей. Потом сообщила:

— Мы пойдем с Гриффином в «Лаветас», пить кофе.

— У нас и здесь есть кофе… — Складка снова залегла между бровями мистера Кельсона, но миссис Кельсон прервала его, быстро сказав: — Конечно. А ланч вы будете есть в городе или хотите пообедать с нами? Из Принстона приедет Патрик.

Эвэ глянула на меня, затем сказала:

— Мой брат. Мы увидимся с ним после ланча, ладно?

— Хорошо, — ответила миссис Кельсон. — Он приедет на поезде в четыре семнадцать, так что постарайтесь вернуться вовремя.

— Ага, — ответила Эвэ.

Она схватила свое пальто — то огромное черное, в котором ходила в Европе — и, потонув в нем, потащила меня к двери.

— Пешком пойдем? — спросил я.

— Да, это рядом. На Стейт-стрит, возле станции, но на дальней стороне.

Она подхватила меня под левую руку, я напрягся, и она отпустила.

— Что такое? Тебе нехорошо?

Ее лицо вытянулось, словно от удара, и я поспешил заверить, что все в порядке.

— Извини. Я повредил спину, вот тут, слева. Я был бы рад, если бы ты взяла меня под правую руку.

Она просияла.

— Я сразу почувствовала, когда ты напрягся.

— Ага.

До «Лаветас» идти было десять минут, там мы взяли кофе на вынос. Позади кофейни между «Стейт-стейшн» и железнодорожной станцией протянулось кладбище.

— Тебе не холодно? — спросила она.

Сначала небо затянуло тучками, но теперь полностью развиднелось, и только ветер разносил повсюду соленые брызги.

— Надеюсь, будет теплее, если ты поделишься со мной своим пальто.

Она усмехнулась.

— Мне нравится, как работает твоя мысль.

Она указала на скамейку в дальнем углу кладбища:

— Вот сюда. Я здесь обычно рисую.

Эвэ широко распахнула свое пальто на скамье и жестом пригласила сесть. Когда я сел, мы оба в него завернулись.

— Ого! — сказала она.

Я еле осмеливался вздохнуть.

— Что?

— Мы оба в нем помешаемся. Я думала, ты крупнее.

В моей голове ты занимаешь гораздо больше места.

— Прости. Я всегда был маловат для своего…

Она меня поцеловала.

Я закрыл глаза и растворился в этом поцелуе.

Через секунду она отпрянула, и я сказал:

— Ты просто могла бы сказать «заткнись».

— Ты жалуешься, что ли? То есть…

На сей раз я остановил ее.

О боже.

Наши руки блуждали, ее руки направляли мои. Я чувствовал боль, но не ту, что терзала меня в предыдущие недели. Ее рука, двигаясь под моей рубашкой, наткнулась на мою рану, и я прямо-таки заорал ей в ухо.

— Прости. Мне только вчера сняли швы, и это место все еще… э-э… уязвимое.

— Швы?! А что случилось? — Она повернула меня и задрала на мне рубаху. — Господи Иисусе! Что произошло?

Я шевелил губами, но не мог ничего произнести.

— Гриффин! В чем дело? Кто-то ведь сделал это с тобой?

— Ну… да, — признался я.

— Почему? Это ведь от ножа, да?

— Да, — торопливо сказал я. — Он целился в мою почку.

Я встал, заправил рубаху и надел куртку.

— Холодно.

Она запахнула пальто.

— Кто это сделал?

— Я соврал твоим родителям.

Она выглядела сбитой с толку.

— Что? Почему ты не можешь прямо ответить на вопрос? Что это значит, что ты соврал моим родителям?

— Я не живу с родственниками. У меня нет дедушки и бабушки. У меня нет дяди. После того, как моих родителей… как они умерли, я жил у друга в Мехико, потом уже обзавелся собственным жилищем. Жильем в пустыне, о котором я тебе говорил.

— Какое это все имеет отношение к ране у тебя на боку?

Я с силой пнул ворох прошлогодних листьев, пожухлых и скрюченных, так что они разлетелись. Это было ошибкой.