Книга Привычка умирать - Дмитрий Кравцов

Процедура ментоскопирования была достаточно долгой. Гор уселся в кресло.

Сканер прошел круг, другой, третий, снимая память Крапивы слой за слоем, словно раздевал луковицу… Совершенно ничего. То есть не было того, что советник ожидал увидеть. Отсутствуют даже несанкционированные запирающие блоки и следы чистки памяти. Гор хмыкнул, вывел на боковой экран инструкцию и задал программу глубокой проверки подсознания. Сканер продолжал нарезать круги — ничего.

Подошел Каменский, встал сбоку, с любопытством заглядывая на экраны. Потоптался:

— Александр Васильевич, ну что?

Гор глянул на таймер — с начала процедуры минул час. Результата не было — ни единой зацепки! Пси-карта не выявляла расхождений с предыдущими сеансами. Крапива выходил кругом чист, и Гору это уже было ясно.

— Что? А… Ну-ка, Игорь, давай-ка ты вон в то кресло.

— Александр Васильевич, вы что, мне не доверяете?.. — Голос Каменского дрогнул, а в руке Гора как по волшебству возник лучевик. Излучатель твердо и безжалостно смотрел Игорю в грудь.

Опер попятился.

— Садись, Игорь. — Гор смягчил интонацию, но оружия не отвел. Логика его была проста: если Крапива чист, а Гельфер мертв, кандидатов в предатели остается двое — Каменский и сам Гор. Два минус один — получаем… Простая арифметика. — Садись!..

Еще через час с небольшим Гору стало ясно, что Каменского тоже нужно исключать из числа подозреваемых. К тому же медицинские тесты обоих не подтверждали прохождения инфинитайзера. Гор сделал им инъекции стимуляторов и вновь уселся за пульт, глядя на потихоньку оживающих оперов.

Всегда нелегко сначала обидеть человека подозрением, а потом глядеть ему в глаза. Но они все же — наймиты, госслужба всегда была не сахар. Стерпят, решил Гор. Не время сейчас для сантиментов.

Следующий шаг советник уже наметил: ГЦПД. Ничего иного не оставалось. И предлог есть, пусть и слабенький — допрос Зашитого и Семена.

— Извиняться не буду, — сказал Гор, когда опера смогли сидеть более-менее ровно. — Все сами должны понимать. Особенно ты, Василий, — сказал он Крапиве. — Надо бы тебя отстранить за самодеятельность, да заменить некем. Будем считать, что ты получил хороший урок. — Он подал каждому стакан освежающего напитка. — Теперь я в вас уверен. Отсюда задание. Вы оба отправитесь на Ялту-А5. Все подробности по убийству Гельфера…

— Гельфер убит?!! — в один голос воскликнули опера.

— Да. В Ялте, возле своего дома. Вы этим и займетесь. Выяснить все, что возможно. Выполняйте. А мне самое время наведаться в ГЦПД.

* * *

Старый лис Грабер сумел правильно оценить ситуацию.

Я опасался, что он станет отрицать свое отцовство. На языке у меня уже повисла горестная фраза про потерю памяти, о возможности чего меня якобы предупреждали врачи. Ответных реплик Грабера не предусматривалось: я уже кинул глаз на кнопочку, приводящую в действие инъектор, расположенный у него под задницей; на миг пробудившийся “папа”, израсходовав все силы на этот всплеск, обречен был сей же момент погрузиться в еще более глубокое коматозное состояние: поскольку обычные снотворные на обессмерченных не действовали, специально для их безмятежного сна в медблоке инфинитайзера должен был содержаться специальный препаратик, разработанный еще профессором Рунге.

— Полегче, сынок!.. — выдавил стиснутый мною Грабер, и я понял, что мозги у него по-прежнему варят. Но кнопочку, отстранившись, я все равно незаметно нажал: “папаше” требовался покой, милицейские допросы ему сейчас были категорически противопоказаны.

Грабер вздрогнул и, глядя на меня с душераздирающей укоризной отца, получившего подлый укол в спину, повалился обратно в гроб. То есть как будто бы в гроб, на самом деле это была уютная капсула, так что зря либер фатер считал этот укол предательским.

Кстати, я обратил внимание на пластиковую ксиву, лежавшую в специальном гнезде на пульте. Это был документ Грабера, не замеченный мною ранее по очевидной причине — из-за темноты: впервые с тех пор, как я завладел аппаратом, он оказался в достаточно освещенном месте. “Борис Эмильевич Кольцов”, — прочитал я, далее шел год рождения и профессия: “Доктор биокибернетики”.

Судя по дате, Борис Эмильевич родил меня в пятнадцать лет. Ну, это, к счастью, было вполне допустимо. Но когда он успел заработать себе докторскую степень? И каким образом этот “заслуженный доктор наук” оказался в нашем инфинитайзере?.. Все это я намеревался выяснить в ближайшее же время.

А пока “папин документ” стал неплохим подспорьем в деле обретения свободы: удостоверившись, что бумаги исправны, менты поскорее избавились от меня, и, главное, — от неподъемного-саркофага, загромождавшего им приемную. Мне даже выделили полугрузовой флаер с водителем! Словом, хоть и не без нервотрепки, но в конце концов все вышло в соответствии с моей первоначальной задумкой: слуги закона оказали всемерное содействие в доставке преступного груза на мою виллу. После выгрузки я деликатно отказался от их дальнейшей помощи.

Прислуга у нас в имении была только автоматическая, неспособная, увы, создать атмосферу подлинного уюта, зато более чем исполнительная и никогда не задающая лишних вопросов. Робот-садовник живо принес мне из своей “сторожки” носилки на антиграве, так что с переносом саркофага в дом проблем не возникло.

Однако на Витебске оставаться было опасно: наверняка побегут слухи о происшествии с “реге-нотроном”, и неизвестно еще, куда пойдет милицейский отчет. Я пробыл там лишь тот минимум времени, который был необходим для консервации виллы, затем воспользовался нашим домашним порталом — в последний раз. Вскоре после моего отбытия аппаратура здешнего портала превратится в мертвый хлам, не содержащий ни байта информации о перемещениях хозяев.

Надо было видеть, как обрадовалась Жен моему появлению с инфинитайзером и как отшатнулась она при виде содержимого капсулы! Сюрпризец получился будь здоров, учитывая, что я заранее не рассчитывал его преподнести. Я рассказал ей вкратце о собственном шоке при неожиданном обретении Грабера, не вдаваясь в подробности трагедии на Витебске. Жен только хмурилась, качая головой, и наотрез отказалась присутствовать при оживлении нашего “злого гения” — моего бывшего неизменного спутника, которого я когда-то волею обстоятельств величал партнером.

Словом, когда “обожаемый родитель” вновь очнулся — на сей раз сразу от двух уколов, — его окружали уже не казенные стены, а вполне уютная, поистине домашняя обстановка моего “Стрижа”.

Грабер сел в саркофаге, ошалело оглядываясь.

— Одевайтесь, папаша.

Я бросил ему пакет со шмотками. Граберовские вещи нашлись в небольшом секторе внизу аппарата вместе с парализатором, который я, разумеется, ему не отдал.

Судорожно поймав одежду, Грабер неуклюже покинул свое уютное ложе и принялся одеваться. Делал он это молча и до смешного неловко. Похоже, что в голове у него царил полный сумбур.