Книга Письма полковнику - Яна Дубинянская

Пятый, самый молодой, — тот, кто был с ней тогда, на набережной. Они уже вышли на нее. Его, Стара, они опередили. Они…

Они поравнялись с ним, пройдя вплотную мимо Бейсика и Открывачки, оттеснив Воробья с аллеи в мокрую траву. Смуглые, черноволосые и серьезные, чересчур сосредоточенные парни. Мелькнул обрывок их разговора: краткого, делового, на чужом языке, которого не изучали в школе. Стара задело по плечу сумкой одного из них. Чем-то тяжелым, чувствительно, до синяка.

Они прошли дальше.

— Во кретины, — Воробей выбрался с газона. — Смотреть надо, куда прете, придурки!

Предусмотрительно занял позицию за спиной Открывачки. Зря: никто из тех парней даже не обернулся. Наверное, не понимали языка. Или просто очень спешили.

Куда?!

Бейсик проводил их длинным взглядом, пожал плечами и обернулся к Стару:

— Ну ты как, старик? Идешь за девчонок болеть?

— Иду, — он резко развернулся. — Это же там? В ту сторону? Да?!

Казалось, не прошло и полминуты — а смуглые парни успели уйти далеко, и Стар чуть было не сорвался на бег, устремившись за ними. Пацаны перебросились за его спиной недоуменными фразочками по данному поводу, но тоже ускорили шаг. Группа впереди свернула на боковую аллею, Стар повернул следом; судя по тому, что одноклассники ничего не сказали, им было по пути. По правую руку среди буйных парковых зарослей попалась лужайка; в просвете он разглядел на параллельной дорожке еще одну группу, движущуюся против течения. Тоже смуглые брюнеты, тоже с тяжелыми сумками неубедительно пляжного вида. Трое или четверо. Кажется. И внезапно они рассыпались, разошлись в разные стороны, скрылись из виду…

Опять начались сущие джунгли; теперь Стар вообще никого не видел ни справа, ни впереди. Черт!.. долго там еще?

Наконец, сквозь листву замаячил белый фасад.

— Оно, — бросил Открывачка. — Ихний отель.

— Быстрее! — крикнул Стар. — Быстрее, ну?!

И вдруг неизвестно откуда на аллее прямо перед ними образовался человек. Которого Стар настолько выкинул из головы, что сразу не узнал — хотя и видел последний раз каких-то полчаса назад. Щуплый, с бритой черепушкой и девичьими ресницами. Голубой.

Голубой сказал:

— Стойте, пацаны, туда нельзя. Стоять, кому говорю!

* * *

— Смотри, весь балкон мокрый. Был дождь, да?

— Гроза! Грохотало, как из пушки, и ливень. Ты что, не слышала?

— Нет, я спала.

— Кофе хочешь? Сейчас позвоню в ресторан, чтобы принесли. Накинь что-нибудь, холодно.

— Скоро жарко будет. Солнце уже вон как высоко. Который час?

— Зачем тебе?

— Ты прав. Совершенно незачем.

— Алло? Два кофе в сорок второй. Да, эспрессо.

— Мне со сливками, слышишь?

— Один эспрессо и один со сливками. То есть как это нет? У вас вообще сколько звезд на вашем задрипанном отеле?!

— Не ругайся. Выпью эспрессо, ничего страшного.

— Извини. Просто не люблю, когда плохо делают свою работу. Всё равно кто. Не выношу непрофессионализма, понимаешь?

— То есть ты у нас профессионал.

— В своем деле — да. И, думаю… а что? Я дал тебе повод сомневаться?

— Нет. Иди сюда.

— Ева!.. Сейчас же кофе принесут.

— Катер летит. Смотри, как красиво.

— А-а… да, красота. Знаешь, о чем сегодня мечтают более семидесяти процентов совершеннолетних жителей страны? Мы недавно заказывали соцопрос на эту тему. Ни за что не угадаешь!

— О собственном доме в Срезе?

— Ну-у, тебя ничем не удивишь. Кстати, и я не оригинaлен. Если б не закон об интернационализации, давно прикупил бы здесь земли…

— Ты столько зарабатываешь?

— Почему женщины всегда мешают людям мечтать? Впрочем, забыл, для тебя-то это вовсе не умозрительно. Ты, кажется, говорила, будто действительно здесь жила?

— До двадцати лет. Имей в виду, мечтатель, зимой тут довольно мерзко. Холодно, дожди и драконы впадают в спячку.

— Сколько той зимы… Да, спасибо, поставьте на столик. Вот видишь, нашли-таки для тебя сливки. С непрофессионалами можно общаться только в жанре приказа, по-другому до них не доходит. О чем мы говорили?

— О драконах.

— А по-моему, о недвижимости… Ладно, давай о драконах. И что с того, что они впадают в спячку? Пускай себе впадают…

— Если дикие — ничего особенного. А для инициированных это сильнейший стресс. Представь себе полноценную человеческую личность… вот тебе самому каково было бы вычеркнуть несколько месяцев, на которые у тебя, возможно, планы, решающие для всей жизни? Впрочем, это далеко не самая большая их проблема, которую люди благополучно игнорируют. Давай лучше о недвижимости.

— Ты удивительная женщина, Ева. Никогда больше не пойду в драконариум. А с недвижимостью как раз всё просто. Закон законом, а все олигархи группы «Блиц» во главе со стариком Фроммштейном давно отгрохали себе на островах по скромненькой вилле каждый. В колониальном стиле.

— Колониальный стиль — это не виллы, а замки с башнями и крепостными стенами.

— Ну, тебе виднее. Детство в Срезе… необыкновенно было, правда?

— Как любое детство.

— Не скажи… Я, например, родился в задрипанном городке, в семье бюджетников без малейших перспектив. Всего, что у меня теперь есть, я достиг сам. Но детство к тому времени уже прошло, запомнившись полной серятиной и безнадегой. А у тебя наверняка было по-другому…

— По-другому. Но очень давно. Я все-таки намного старше тебя.

— Перестань. Не напрашивайся на комплименты. А я, по твоему, мальчишка? Так почему ты уехала отсюда? Как вообще отсюда можно уехать?

— Телепортом.

— Нет, серьезно? Вот я, например, в тот день, когда уезжал из дому в столицу, записал в своем дневнике красной пастой: «Свершилось!» У меня была такая тетрадка, толстая, в клетку. Потом, лет в двадцать с чем-то, перечитал ее, покраснел до ушей и сжег. Теперь жалею… А ты?

— Что?

— Ты вела когда-нибудь дневник?

— Я писала письма моему отцу. Не уверена, что он их читал. В какой-то момент я их и отсылать перестала, но продолжала строчить по привычке. Вместо дневника.

— И где они сейчас?

— Не знаю. Когда отец умер, я их у него в квартире не нашла.

— В его квартире? Ты же их ему не отсылала.

— Ну, с тех пор много чего произошло и изменилось… Письма хранились у отца. Все.

— Странно… Наверное, плохо искала. Он был разработчиком, твой отец?