Книга Время перемен - Кэтрин Куксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот Гарри с Джонатаном, действительно, были точной копией друг друга. Они пошли в отца небольшим ростом и стройной фигурой, от него же унаследовали светлые волосы, с рыжеватым оттенком. Благодаря здоровому и свежему цвету лица, братья выглядели по меньшей мере года на три моложе Бена. Они отличались от него и по характеру. Добродушные, жизнерадостные, не знающие резкой смены настроения. Не то что Бен. Если он не находился в обществе дам, на его лице преобладало мрачное выражение. Правда, временами юношу охватывало безудержное веселье, совсем не свойственное братьям. А порой он погружался в глубочайшее уныние.
Но несмотря на все различия братья оставались дружны, как и в детстве. Гарри с Джонатаном сохранили свою преданность Бену.
Вся их троица, по выражению Бена, решила удостоить державу своей службой. Лишь в одном у братьев возникли разногласия: в какой род войск вступить. Гарри с Джонатаном стояли за флот. Бена больше привлекала армия. Он старался склонить их на свою сторону, братья в свою очередь объединили усилия. В этом «сражении» так никто и не победил. Бен в результате вступил в армию, а братья записались на флот.
Бенджамин мог бы приехать домой на два дня раньше братьев, но подождал, пока они получат краткосрочный отпуск.
– Давайте, сразу, как войдем, запоем: «Боже, храни короля», – предложил Джонатан, остановившись у крыльца. – Все сразу сбегутся. Конечно, если отец дома, и женщины примчатся.
– О, женщины! – Гарри театрально приложил руку к сердцу, покачиваясь из стороны в сторону. – Нет, давайте подождем, пока Ада нас увидит.
– Готов побиться об заклад – Бетти расплачется, – произнес Бен. – Ставлю двадцать против одного.
– Брось, парень. – Гарри дернул подбородком. – Лучше не спорить. Ты сказал двадцать против одного, а она возьмет и не заплачет, так что мне точно повезет.
– Лучше сначала зайдем к маме, – предложил Джонатан.
Братья прекратили дурачиться, взглянули на него и молча вошли в дом.
Они пересекали холл, когда из кухни вышла Ада. Остановившись, она замерла, прижав фартук ко рту. А когда трое молодых господ дружно отсалютовали ей, Ада ухватилась за завязки своего накрахмаленного чепца и запричитала:
– Боже правый, боже правый!
Братья, как в детстве беззлобно передразнили ее:
– Боже правый и… с ним Ада Хаулитт.
– Ах, мистер Бен. – Обычно, когда братья были вместе, она обращалась к Бену. – И вы двое. – Ада по очереди указала на Гарри и Джонатана. – Да как же это. У миссис будет удар, она этого не переживет. Ой, что же вы не предупредили. Свалились, как снег на голову. Да еще и все вместе. Господи, Боже мой!
Дверь кухни распахнулась, и в холл влетела Бетти Роув, но не прежняя Бетти, а немного располневшая женщина средних лет. Она тоже сперва остановилась, как вкопанная, прикрыв рот фартуком, а потом, вся сияя, бросилась к ним.
– Вот не ждали, так не ждали. Какие же вы красавцы, глаз радуется. Да, вот так новость.
Братья быстро переглянулись.
– Что же ты не плачешь, Бетти? – спросил Бен. – Почему не рыдаешь?
– С чего это мне вдруг плакать? – удивилась Бетти. – Не знаю, зачем это. Вы такие молодцы. Нам придется красавиц посадить на цепь, а то они станут бросаться на вас, как…
Толкнув Бетти в бок, Ада оборвала ее живописания уготованных молодым людям преследований со стороны противоположного пола и, как положено, объявила:
– Хозяйка в своей комнате, сэр, – сообщила Ада, снова обращаясь к Бену.
Юноши рассмеялись и, развернувшись, словно по команде, дружно затопали наверх.
Как обычно, не постучав, они медленно приоткрыли дверь, чтобы убедиться, будет ли им удобно войти в этот момент. Увидев мать, стоявшую у встроенного в шкаф зеркала, братья вошли один за другим в давно определенном порядке: первый Джонатан, последний – Бен.
Барбара как раз поправляла волосы. Увидев сыновей, она так и застыла с поднятыми руками, потом круто обернулась и крикнула:
– Нет, только не это!
– Все как надо, все как должно быть, дорогая. – Джонатан подошел к ней, обнял и заговорил медленно, чтобы мать смогла разобрать его слова. – Это все равно должно было произойти. Чем раньше, тем лучше. Все равно пришлось бы пройти через это.
Барбара взглянула на любимых сыновей, потом перевела взгляд на Бена, неприязнь к которому граничила с ненавистью. Его мундир отличался от формы братьев. Он всегда был другим, не таким, как они, упрямым, эгоистичным, равнодушным, со скверным характером. В эту минуту ее радовало только одно: теперь он не будет рядом с ними, и мальчики избавятся, наконец, от дурного влияния. Но на войну уходит и Джонатан, ее единственная отрада в этом доме, в котором на протяжении уже многих лет Барбару окружала мертвая тишина. Этот дом давно стал ее тюрьмой, где она была заключена, получая необходимую пищу и одежду. Единственным лучом света, скрашивавшим унылую жизнь все эти мрачные годы, был Джонатан, ее милый, добрый, преданный, отзывчивый и чуткий сынок.
Барбара не знала, что было ему известно. Он никогда не интересовался, а она ничего не рассказывала и не объясняла об особых отношениях с его отцом. Сын всегда любил ее.
Он единственный разговаривал с ней в столовой с тех пор, как мальчикам разрешили сидеть за общим столом. Это было уже после того, как Рут Фоггети ушла из дома, а оставалась она до тех пор, пока живот ее не стал совсем огромным. Барбара считала, что только разговоры и внимание Джонатана не дали ей лишиться рассудка в те жуткие дни, когда Рут самым бессовестным образом вынашивала ребенка Дэна, и потом, когда Дэна бросало из одной крайности в другую. Сначала он пристрастился к вину. На протяжении многих месяцев не проходило вечера, чтобы муж мертвецки не напивался. Обычно Барбара ложилась спать не раньше, чем слышала, как за Дэном с грохотом захлопывалась дверь его спальни. Она не могла запереться у себя: у дверей не было никаких запоров.
Потом Дэн бросил пить, но перестал ночевать дома. Затем увлекся книгами. Теперь они заполняли большую часть детской, отчего комната стала похожей на библиотеку.
С этого времени Дэн стал относиться к ней ровнее, оставаясь вежливо равнодушным. Он никогда не интересовался ее делами, даже не спрашивал о здоровье. Муж с холодным спокойствием воспринял ее глухоту. Когда она полностью потеряла слух, Дэн перешел на язык жестов. Он делал это так естественно, будто никогда не переставал им пользоваться в общении в ней.
Несколько лет назад Барбара выработала для себя определенную манеру поведения. Частенько не обедала дома, а ездила в город, порой не приезжала ночевать. Барбара проделывала это, когда Гарри с Джонатаном были в колледже, а Бен занимался своими гнусными делами.
Но уже много лет она не ночевала вне дома.
И вот, сидя у туалетного столика, Барбара взирала на сыновей.
– Но… почему флот… – спросила она, качая головой, – и без офицерского звания?