Книга Ключи Коростеля. Ключ от Снов - Сергей Челяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, это все-таки была болезнь, потому что он очнулся, как от толчка. Озноб по-прежнему сотрясал все его тело крупной дрожью, руки до локтей покрылись гусиной кожей, по спине ползли струйки холодного пота. Коростель уже хотел было встать, чтобы как-нибудь добраться до печи и прислониться к ней спиной, как вдруг кожу на правой руке что-то сильно кольнуло, все равно как злой крапивой обожгло. Он почесал руку, но тут же начался зуд и покалывания. Тогда Коростель принялся отчаянно расчесывать руку, и в этот миг уколол ладонь обо что-то тонкое и жесткое. Ян мгновенно выпростал локоть из-под одеяла и с ужасом увидел, что сквозь кожу пробивается жесткий темно-серый волос. А рядом на руке кожа вся пошла бугорками, которые быстро лопались под напором все новых и новых колких волос.
«Да это же шерсть!» – подумал Ян и при этой мысли едва не лишился чувств. А шерстинки уже покрывали его грудь, плечи, и одновременно страшно заломило щеки, скулы и рот. Он судорожно разлепил губы, и в этот миг его голову пронзила такая острая и мучительная боль, что он лишился чувств. А шерсть все ползла и ползла наружу, покрывая все тело несчастного Яна плотной светло-серой шубой. Вот уже показался и подшерсток, и одновременно с этим ноги бесчувственного Коростеля стали сгибаться, покрываясь серым пушком, пальцы на руках и ногах видоизменились, и вперед поползли длинные и острые когти. По телу Яна пробежало несколько конвульсий, и он, покатившись, упал с кровати.
То ли намаялись за день зорзы и стражи Яна, то ли в ход пошла странная, недобрая магия дома Коростеля, сменившего цвет своей души, но только так никто и не услышал, как спустя несколько минут с пола в комнате поднялся, покачиваясь, огромный матерый волк. Это был тоже Ян Коростель, но сам он в это никогда бы и ни за что на свете не поверил!
Волк, ставший пепельно-серым, прошел, осторожно покачивая опущенным хвостом, на нетвердых ногах к подоконнику, поставил широченные передние лапы на раму и мягко толкнул лобастой головой. Окно беззвучно отворилось. Волк оглянулся на пустую смятую постель, зевнул, показав ночному дому длинный язык и мощные клыки, и легко выпрыгнул из окна. Внизу возле дома лежал порядком вытоптанный и утрамбованный бдительными сторожами снег, и он приземлился вполне удачно. Двое саамов, охотники из северных народов, известных чутким слухом и особенно острым ночным чутьем, даже не повернули головы, когда волк скользнул мимо них. Ни одна веточка не затрещала под его лапами и тяжелым телом, даже снег не захрустел, и воины безразлично посмотрели на волка, как сквозь стекло. Это была магия дома, и она властно гнала волка вперед, туда, где темнела громада ночного леса. Через несколько мгновений волк уже мчался огромными скачками под защиту деревьев.
Первого зайца он ухватил на бегу за заднюю ногу. Тот заверещал, как ребенок, но в ту же секунду мощные челюсти сомкнулись у него на спине. Хрустнул позвоночник, маленькое серое тельце обмякло, и волк впервые за ночь вкусил теплой крови. Вкусная солоноватая жидкость распалила тело, а поднявшаяся над лесом луна тут же одурманила и голову зверя. Он остановился и, усевшись на хвост, скорбно взглянул на луну. Ночное светило было почти идеально круглым. Волк издал короткий и тоскливый вой, опустил голову, положил ее на лапы, прислушиваясь, не отзовется ли в окрестных лесах сородич или подруга. Но вокруг была только стылая тишина, и волк, нехотя поднявшись, побежал дальше.
В дальнейшем он не раз преследовал зайцев, опрометью порскающих в разные стороны с его дороги, и пару раз ему удалось еще раз плотно закусить. Луна светила над волчьей головой, сводя с ума, толкая на безумства, и неясный огонь в крови горел еще долго, даже когда волк выскочил на околицу глухой деревни.
В редких жилых дворах сразу же надсадно залаяли собаки. Однако ни одна не осмелилась принять открытый бой, и трусливые шавки только злобно тявкали вслед волку, который мчался, по прежнему не сбавляя ход и не разбирая пути. Волка властно вела за собой ночная магия, и когда он вылетел из деревни и увидел на холме небольшое стадо пасущихся овец, он даже не остановился передохнуть, а большими скачками, все больше и больше забирая вправо, помчался к стаду. Он ни на минуту не задумался, что же делают зимой здесь, в снегу, эти кудрявые жирные овцы, и где в это время находится их явно безумный пастух.
Овцы, как и подобает этим животным при виде приближающегося волка, тут же сгрудились в кружок, тесно прижавшись друг к дружке и мрачно глядя на хищника. Волк же, подобно стреле на излете, тяжело взбежал на холм и бросился в самую середину стада.
Чаще всего в таких случаях овцы бросаются от нападающего волка врассыпную, но, пробежав некоторое расстояние, вновь сбиваются в кучу. Затем следует новое нападение серого разбойника, и так может продолжаться несколько раз, покуда не утихнут волчья злоба, усиленная голодом, и распаленный беззащитностью жертв охотничий азарт. Волк опрометью бросился на ближайшую овцу, и неожиданно остановился как вкопанный. Глаза овцы мрачно сверкнули, она воинственно заблеяла, чуть ли не зарычала, и вдруг, злобно оскалившись, овца обнажила огромные зубы. Это были вовсе не овечьи зубы, потому что обладатель таких клыков уж точно мог совершенно спокойно разгуливать по ночным лесам в самые голодные зимние времена без всякого опасения за свою роскошную теплую шкуру.
Стоящие по бокам ее кудрявые товарки последовали примеру подруги, и теперь на волка глядело множество пар горящих глаз, блестели острые зубищи, а передними копытами эти невероятные овцы злобно разрывали под собой снег. Если бы волк был человеком, он непременно воскликнул бы «Да это же волки в овечьей шкуре!» Но это был волк, к тому же – одержимый ночной магией, цветущей в заброшенном старом доме, и поэтому зверь смело бросился в самую гущу стада.
Несколько клыков клацнуло прямо возле его носа, чьи-то зубы располосовали плечо, но волк добился своего: впившись мертвой хваткой в овцу поменьше, он, злобно рыча сквозь зубы, стиснутые на горле жертвы, выволок ее из овечьего круга. Однако не тут-то было: глухо блея, овечья фаланга угрожающе надвинулась на волка и заставила его отступить. Они закрыли собой свою товарку, но в тот миг, когда волк уже готовился пробить новую брешь в обороне этих странных снежных овец, он услышал за стеной передних животных жалобное блеяние, хрип и злобное рычание. Это его озадачило: волк принялся вытягивать шею, чтобы посмотреть на своего соперника или союзника, который появился сзади и сейчас, конечно же, разрывал овцу на куски. Рев усилился, животные расступились, и навстречу волку медленно вышли шесть огромных овец. Морды всех шестерых были густо перепачканы темно-красной кровью!
Волк замотал головой совсем по-человечьи, отгоняя безумное наваждение, и в этот миг крайняя овца со всех ног бросилась на него. Волк не ожидал нападения, и от удара чугунного лба, украшенного по бокам завитыми рогами, кубарем полетел со всех ног на снег. Овца же, окрыленная успехом, зарычала отнюдь не по овечьи и громко клацнула острыми зубищами. Волк, взбешенный и испуганный странным видом и поведением вроде бы травоядного, тоже ощерился, кинулся в бой и тут же столкнулся грудь в грудь с черным бараном, разодетым в мелкие завитки отменного каракуля. Оба отскочили, но удержались на ногах, и в тот миг, когда кровь волка буквально вскипела лютой ненавистью и яростью бойца, совсем рядом, за его спиной раздались тихие и мелодичные звуки свирели. Мотив был таким чарующим, он так завораживал, что бедный волк не сразу нашел в силы даже повернуть голову на ее звук. И все-таки он пересилил наваждение, обернулся и тут же пал духом.