Книга Любой ценой - Валерий Горшков

– Так точно, товарищ командир.

– Я могу быть уверен, что в случае необходимости твоя рука не дрогнет?

– Так точно… – глядя поверх плеча Бати, на медленно текущую к Неве черную воду Мойки, чужим, надломленным голосом сказал Охотник. Так скверно, как в это самое мгновение, ему еще, наверное, не было никогда, с тех пор как в 37-м псы из Чека арестовали мать. Но холодным разумом профессионала он понимал – Максим Никитич абсолютно прав. В случае угрозы взятия в плен – чего с побывавшими в сотнях кровавых переделок бойцами их диверсионно-разведывательного отряда так ни разу и не случилось – он, как и командир, не раздумывая предпочел бы смерть. Не только потому, что отлично знал – изощренными и умелыми пытками можно развязать язык практически любому пленнику, скорее из-за глубокого внутреннего убеждения в том, что это – правильно, это – честно. Как перед самим собой, так и перед братьями по оружию. Конечно, лишь в том случае, если ты – не тля бесхребетная, а настоящий солдат своей страны.

– Отлично, – Шелестов положил руку на плечо Охотника. – Я рад, что не ошибся в тебе, Слава. Ну, что ж, тогда – с богом? Не будем зря терять время. Машина ждет.

Глава 16 Где живет много-много диких обезьян…

На подготовку к заокеанской миссии у Ярослава ушло пять с половиной недель. В течение этого времени, почти безвылазно находясь в бывшем купеческом доме на окраине Петродворца, он в мельчайших деталях вызубрил составленную для него секретной службой Шелестова подробнейшую легенду, под руководством опытного преподавателя освоил азы испанского языка, попрактиковался с немцем, избавляясь от появившегося за время «простоя» славянского акцента, а также пополнил свой весьма скромный до сих пор багаж знаний о Южной Америке в целом и государствах Аргентина и Бразилия – в частности.

Когда Батя, окончательно удостоверившись, что Ярослав готов отправиться в дальнюю дорогу, дал отмашку к началу операции, на дворе уже лютовал декабрь, стояли двадцатиградусные морозы и повсюду лежали полуметровые сугробы. Там, куда направлялся Охотник, напротив, в это время ярко светило солнце, кричали диковинные птицы, качали зелеными кронами пальмы и стояла жара под тридцать. Поверить в это, находясь в холодном, промороженном салоне то и дело буксующего в вязкой снежной каше автомобиля, было трудно. Да и само слово «Бразилия» для выросшего в СССР, одетого в теплое пальто и меховую шапку Ярослава, несмотря на полученные знания, пока что звучало почти так же загадочно и недосягаемо, как, скажем, мифический золотой город Эльдорадо. Впрочем, это ни в коей мере не снижало степень его готовности к выполнению сложнейшего задания. С той самой минуты, когда Максим Никитич показал ему фотографию безмятежно улыбающегося красивой смуглокожей женщине Сомова, Охотник непрерывно думал о встрече с сенсеем. С отцом его жены и дедом его сына. Несколько раз он даже видел профессора во сне, таким, каким Ботаник был до войны. Охотник мечтал о встрече – и боялся ее, честно признаваясь в этом самому себе. Боялся не потому, что существовала вероятность, что Сомов откажется сотрудничать и сдаст его беглым фашистам. Отнюдь. Смерть страшила его, как и каждого нормального человека. Но гораздо больше – искренне, каждой клеткой мозга – Ярослав боялся, что, узнав всю правду об обстоятельствах, вынудивших Леонида Ивановича переметнуться на сторону немцев, он не сможет посчитать их достаточными, не сможет найти по-настоящему веских оправданий предательству. Основной причиной которого на самом деле окажется не что иное, как банальный страх смерти. В этом случае он, как офицер, давший секретную подписку и возложивший на себя жесткие обязательства, будет вынужден немедленно ликвидировать Сомова как изменника Родины. Но поднимется ли рука? Направляясь на машине на военный аэродром к поджидающему его самолету, Ярослав не был в этом абсолютно уверен. И это был тревожный звонок. Впервые он должен выполнить задание, в котором чисто личное вступало в конфликт с холодным профессиональным расчетом. Прав ли был Шелестов, по одному ему известным соображениям решивший рискнуть и сыграть на столь опасных противоречиях? Ответ могло дать только будущее. Хронометр уже пущен. Сегодня вечером Ярослав снова ступит на трижды проклятую землю Германии. Спустя сутки сядет на торговый корабль, который через две недели доставит его в Сан-Паулу, откуда, если верить карте и исходным данным, ему предстоит еще не менее суток добираться на пароходе, вверх по реке, до расположенного в предгорьях маленького провинциального Лас-Суэртоса, насчитывающего всего около пяти тысяч жителей. Еще два-три дня, чтобы внимательно понаблюдать со стороны за бывшим белым полковником и выйти с ним на контакт. Получается что-то около трех недель относительной определенности. Дальше – сплошное белое пятно. Или черное. Или кровавое. Это уж как карта ляжет…

– Ну что, Охотник, – прощаясь, генерал крепко стиснул руку Ярослава, – ни пуха ни пера.

– К черту, – чуть дернув губами, Ярослав сплюнул через левое плечо и, кивнув Бате, поднялся по короткому трапу и скрылся в чреве с ревом запустившего винты зеленого военного самолета.

Долетели без происшествий, если не считать жесткой посадки на кое-как отремонтированную после бомбежки взлетную полосу-бетонку какого-то заштатного аэродрома, расположенного в непосредственной близости от морского побережья. Пилот, впервые совершающий здесь посадку, матерился так красочно и изысканно, что Ярослав поневоле заслушался, откладывая в глубины памяти парочку особо замысловатых оборотов. Вдруг пригодится.

Их, конечно же, ждали. Трое одинаково угрюмых мужчин в кожаных плащах и шляпах и «Мерседес». Точь-в-точь такой же, как недавно полученный Ярославом от ОСОАВИАХИМ, но, конечно, в гораздо более достойном состоянии. В отличие от Ленинграда здесь, на севере Германии, было на удивление тепло, чуть выше нуля, и совершенно отсутствовал снег. Старший из встречающих представился просто, без затей: «Сан Саныч». Они сели в машину и поехали. Едва миновали лес и выехали на дорогу, Сан Саныч обернулся и протянул Охотнику пухлый конверт:

– Это вам.

Внутри лежал заботливо потертый, чтобы не привлекать излишнего внимания хрустящими страницами, швейцарский паспорт на имя Ганса Розенберга и толстая пачка денег, примерно наполовину состоящая из американских долларов и на четверть – из рейхсмарок и бразильских реалов.

– Ваш корабль отходит сегодня, через два с половиной часа, – бесцветным тоном сообщил Сан Саныч, дав Охотнику несколько секунд для ознакомления с документом. – Судно торговое, шведское, так что никаких билетов и пассажиров, кроме членов команды. С капитаном все улажено. Он вполне сносно говорит по-немецки. У вас будет отдельная каюта и питание. Только одна просьба – в дневное время не слишком разгуливать по кораблю. Это не значит, что нельзя выходить вообще. Можно, если очень захочется. Но лучше все-таки воздержаться.

– Понятно, – вздохнул Ярослав. – Это все?

– Почти, – сунув руку под плащ, Сан Саныч извлек маленький, почти игрушечный на вид черный пистолет в странного – для неспециалиста – вида кобуре и протянул Охотнику.

– «Беретта». Семь патронов. С большого расстояния практически бесполезна, но с пяти шагов бьет удовлетворительно. И весит немного. Очень удобно прятать на щиколотке или в рукаве. Теперь – все. Пожелания?