Книга Любовь, похожая на смерть - Андрей Троицкий

– Посмотри только, – Стас поманил ее пальцем.

Он задержался у витрины, изучая изъеденный ржавчиной тяжелый амбарный замок и дверную петлю, силясь понять, что это за экспонаты. Но картонная табличка, объяснявшая происхождение вещей, была исцарапана гвоздем. Удалось прочитать только начало предложения: «Замок пыточной камеры, которая…» Дальше ни одного слова не разобрать.

– Смотри, замок от пыточной камеры, – сказал Стас. – Здоровый какой…

– Да, очень интересно. Спасибо, хоть нет самой камеры. В натуральную величину. С палачом внутри.

Некоторое разнообразие в экспозицию внесло чье-то обгоревшее пальто, надетое на манекен, стоявший за толстым стеклом витрины. С нижнего края пальто свисали клочья разодранной подкладки. Отдельно лежала каракулевая шапка, тоже обгоревшая, в коричневых подпалинах. Внизу стояли сморщенные темные башмаки. Чешуйки краски отвалились, обнажив грубую фактуру кожи. Таблички о том, кому из исторических персонажей принадлежало поврежденное огнем пальто, башмаки и шапка, почему-то не оказалось на месте.

– В Америке я был на выставке личных вещей Наполеона и одной близкой ему женщины, – прошептал Стас. – Меня удивило, что носильные вещи – очень маленькие. Совсем крошечные ботинки, мундир, сорочки. Будто они подростку принадлежали. И женская одежда – тоже совсем маленькая. Оказалось, люди того времени были весьма хрупкого сложения. Мы в сравнении с ними великаны. Вот и это пальто, ты только приглядись… Будто с плеча подростка. И ботинки тоже…

– Готова спорить, что это пальто к Наполеону отношения не имеет. И ботинки с шапкой тоже.

– Как знать, – пожал плечами Стас. – В тысяча восемьсот двенадцатом году французские войска бежали из горящей Москвы хаотично, рассеявшись по большой территории. Может быть, именно это пальто надел убегающий Наполеон, сбросив для маскировки мундир и шляпу. Вот следы огня. Весьма вероятно, это именно след знаменитого Московского пожара.

Стас огляделся и увидел убеленную сединами старушку, сидевшую на стуле у задней двери и увлеченно вязавшую шерстяной чулок.

– Ладно, пойдем, – он потянул Аллу за локоть. – Все равно не узнаем, чье это пальто.

– Пальто и шапка – нашего экскурсовода, – неожиданно оторвалась от вязанья старушка. Посетители в музей давно не заходили, она была рада переброситься словом с гостями. – Он в подвале свои зимние вещи хранил. И лыжи. На прошлой неделе там трубу прорвало. Пальто повредило… Он сюда его повесил, чтобы просохло. А в подвале сырость. Мне не жалко, пусть висит.

– А почему на пальто следы огня?

– Пожар у нас в прошлом году был, – ответила старушка. – Но, слава богу, успели потушить. Такие дела.

– А… Теперь все понятно, – Стас выглядел разочарованным. – А мы уж подумали…

– Может, вы хотите, чтобы я экскурсию провела? – спросила женщина. – Пожалуйста. Это бесплатно.

– Нет, нет, – поспешно отказался Стас. – Спасибо. Как-нибудь в другой раз. Сейчас мы очень спешим.

Через минуту они вышли на улицу, залитую солнечным светом, глотнули свежего воздуха. Алла перевела дух, Стас только головой покачал. Казалось, будто они вернулись из царства мертвых на землю живых.

– Французские войска бежали из Москвы хаотично, – передразнила Алла и рассмеялась. – Они рассеялись на большой территории. Весьма вероятно, что Наполеон в целях маскировки сошелся с одинокой русской женщиной. А экскурсовод этого музея – этот самый экскурсовод, который отличается хрупким сложением, – прямой потомок французского императора. Сейчас он донашивает пальто знаменитого родственника – шапку и ботинки…

– Пойдем лучше в кино, – поморщился Стас. – У нас еще полно времени.

Глава 15

Открылась дверь, Девяткин увидел хозяина квартиры, высокого мужчину лет двадцати семи, отдаленно напоминающего известного актера, любимца женщин. Но, в отличие от того актера, лицо молодого человека оказалось мятым и отечным, а глаза – красными, как у кролика, страдающего бессонницей.

Мужчина подтянул тренировочные штаны, внимательно посмотрел на гостя и, ничего не спросив, ушел в сторону, пропуская того в квартиру. Девяткин прошел в большую комнату, осмотрелся, постоял у окна, будто залюбовавшись видом старой тепловой станции с шестью трубами, что наискосок от дома. Пахло какой-то кислятиной, на подоконнике – полдюжины пива, тарелка с кружками колбасы и початая бутылка водки. На ее горлышко была надета пустая рюмка.

– Ты, что ли, Эдик? – Девяткин раскрыл милицейское удостоверение и подержал его перед носом хозяина. – Ну, бывший жених покойной Веры Панич?

– Предположим. – Мужчина отступил назад, встал посередине комнаты под люстрой и, подтянув спадавшие штаны, скрестил руки на груди.

– Наверное, нам придется отложить разговор. Поговорим, когда ты кончишь горе водкой заливать.

Девяткин кивнул на подоконник, заставленный посудой, но уходить не стал.

– Я и выпил-то всего ничего, – усмехнулся Эдик. – Вчера пузырь водки и сегодня пару рюмок. А вы, вижу, трезвенник? Наверное, в тяжелые минуты жизни покупаете кило шоколадных конфет, а на запивку молока. И тем утешаетесь.

– В тебе пропадает талант сатирика. Да… Сатирика и юмориста.

– Вам моего горя не понять, – Эдик, заложив руки за спину, принялся блуждать по комнате. – Я потерял любимую женщину… Впрочем, все не так. Я потерял ее раньше. Не в тот день, когда Веру убили.

– Это как же понимать?

– В буквальном смысле слова, – Эдик рубанул воздух ладонью. – О покойниках плохо не говорят. Но правду в мешок не спрячешь. Верка оказалась обыкновенной шлюхой, потаскушкой. Ее бывший муж звонил мне как-то и говорил: не связывайся с этой бабой, пожалеешь. Она одно любит: гульнуть. Я не верил, дурак. А потом он…

Эдик замолчал, прошелся от окна до стены.

– Наверное, зря я начал, – его голос сделался тише. – Вы из милиции. И подробности личной жизни вам до лампочки.

– Значит, не до лампочки, – ответил Девяткин. – Я слушаю тебя внимательно. У вас ведь дело шло к свадьбе. И никаких низменных пристрастий ты за Верой не замечал. Она была порядочной женщиной, не искала сомнительных приключений, не заглядывала на дно бутылки… в отличие от тебя.

– Много вы знаете.

– Если есть что рассказать, начинай по порядку.

Эдик упал в кресло, задрав ногу на ногу, стал морщить лоб, будто что-то вспоминал. Наконец он сказал, что с Верой они познакомились год назад. Она показалась Эдику человеком порядочным и честным. И красотка, каких поискать. С самого начала он считал их отношения серьезными, думал, что из Веры выйдет прекрасная жена. Три месяца назад Эдик сделал своей любимой предложение и получил согласие. Свадьбу они планировали устроить осенью.

Жизнь казалась сказкой. Но настроение портили телефонные звонки некоего Ильи Кобзева, бывшего мужа Веры. Этот тип, который ей в отцы годится, где-то разыскал рабочий телефон Эдика. И как-то в будний день вечером, когда в редакции газеты было полно срочной работы, позвонил. Сказал, что хочет поговорить, предостеречь от роковой ошибки. Эдик бросил трубку. Второй звонок раздался через неделю. Кобзев говорил спокойным голосом; вообще он казался человеком рассудительным и неглупым.