Книга Стезя смерти - Надежда Попова

«Лет через десять стал бы неплохим следователем» – по уже проложенной из минувшего тропке пришло на память еще одно изречение все из тех же уст, и руки под перчатками неприятно заныли, отзываясь мнимой болью в бедре и под ключицей.

– Я не думал напоминать… – начал Бруно, однако умолк, увидя выражение лица собеседника, и от неловкой усмешки подопечного снова стало совестно. – Собираешься опять распускать руки?

– Нет. Я сегодня добрый, – безвыразительно отозвался Курт, отмахнувшись снова. – Ладно… Идем в библиотеку. Библиотекарь тебе, часом, не знаком?

– Не переоценивай меня. И без того я вывернулся через… сделал, что мог, и даже больше. Дальше мои познания и возможности кончаются.

Курт лишь передернул плечами, уже растеряв бо́льшую часть своего ожесточения и злости; сегодня, казалось, настроения испортить не могло ничто.

– Ну, и Бог с ним, – легкомысленно махнул рукой он, разворачиваясь к двери. – Идем, все же – вдруг потребуешься.

Он знал, что Бруно посмотрел ему в спину с недовольством; тот явно полагал свою (надо, разумеется, отдать ему должное – немалую) помощь завершенной и надеялся на безмятежный денек в обществе рукописного знания, вовсе не лелея надежду на прогулку в обиталище оного. Однако сейчас ни сумрачные взоры в спину, ни их противостояние, порою пробивающееся сквозь, казалось, все сгладившее время, его долго заботить не могли, сегодня все было как нельзя лучше. С самого пробуждения Курт ощущал себя точно бы каким-то иным, чем прежде, будто бы возник неведомый ему источник сил и бодрости духа, в голове была прежняя ясность – как довольно топорно, но верно выразился подопечный, «снова заработали мозги», избавившиеся от борьбы с сердцем…

Оставалась лишь одна небольшая, хотя и весьма ощутительная, ложка горечи – и в самом деле, остановившись мыслью на своей личной цели, он безнадежно заплутал в себе самом, не сумел собраться для того, чтобы идти как до́лжно к цели, определенной ему его долгом и обязательством; к цели, которая должна была занимать его в первейшую очередь. Пребывая в потерянности, он так и не сумел заставить себя мыслить в обход решения его собственной, нужной лишь ему задачи, не сумел миновать ее, пока оная задача не была разрешена и вычеркнута из расчетов. Библиотека – вот первое, что должно было заинтересовать его, первое, на чем господин следователь обязан был остановить свое внимание, но о чем попросту позорнейшим образом забыл.

В библиотеку Курт вошел с воодушевлением, отчасти напускным, призванным подвигнуть его наверстать упущенное время и, быть может, возможности – ведь если и впрямь здесь мог найтись след к выявлению тайны, то виновник (либо же соучастник) за миновавшие четыре дня вполне располагал возможностью упрятать концы…

Библиотека Кёльнского университета приятно удивила его, разбалованного изобилием и вместе с тем выверенностью книжного собрания академии святого Макария; для начала взгляд поражали размеры грандиозного зала, напомнившего своим видом увеличенную в масштабе мастерскую умельца академии Фридриха, с тем лишь различием, что вместо хаотически набросанного на бесчисленные полки хлама и готовых вещей, на посетителя глядели столь же бессчетные корешки книг и упругие бока свитков, уложенных и выставленных в потребном порядке. Библиотекарь обнаружился тотчас же, возникши столь неожиданно и бесшумно, что невольно мелькнула мысль о том, что из холуев, прочей челяди и всевозможных обслуживающих персон академия при должном терпении могла бы, наверное, взрастить недурных наемников для щекотливых дел – любой из них, казалось, в крови имел умение неприметно и внезапно возникать и так же незримо пропадать в никуда…

– Чем я могу оказать помощь майстеру инквизитору, изволившему посетить наше хранилище мудрости? – поинтересовался библиотекарь с невообразимой смесью гордости за Alma Mater, снисхождения умудренного немалыми годами поборника убеждения «adulescentis est majores natu revereri[68]», и крайнего почтения к чину незваного гостя.

– У вас чудесная библиотека, – не ответив, произнес Курт, видя проступающую на лице библиотекаря почти надменность.

– Лучшая в Германии, – подтвердил тот, спустя миг все же поправившись: – Из светских учреждений.

– Разумеется, – понимающе кивнул Курт и, ощутив греховный укол ревности, с тяжким вздохом лицемерного сочувствия договорил: – Академия святого Макария относится к заведениям скорее церковным или, ближе, духовным. Однако, по меньшей мере с первого поверхностного взгляда, ваше собрание книг лишь немногим малочисленнее.

Библиотекарь выпрямился, приобретя неуловимое сходство с традиционной статуей святого Франциска – природная проплешина служителя книгохранилища с лихвою заменяла собой святую лысину рукотворную.

– Книга не терпит поверхностных взглядов, майстер инквизитор; но, полагаю, уж вам-то сие известно более, нежели кому-либо, а что до многочисленности собранных томов, то и не в этом тоже суть – главенство за содержанием, кое и двумя малыми листами способно…

– Вы из монахов перешли на служение мирскому знанию, не так ли? – спросил Курт благожелательно.

Тот прервал свою набравшую стремительность тираду, проглотив последнее слово; будто уличенный в чем-то крамольном, библиотекарь скользнул глазами в сторону, переступив с одной ноги на другую и утратил осанистость.

– Не счел более возможным пребывать у закромов познания, предпочтя переселиться ближе к окормлению оным, майстер инквизитор. Сохранив при том верность монашеским обетам.

А плешь все равно природная, невзначай подумал Курт, силясь не улыбнуться и даже нахмурив для этого брови; библиотекарь отступил назад, следя за изменениями в его лице.

– Похвальная забота о мирянах, брат, – вынес вердикт господин следователь, и тот едва не разразился облегченным воздыханием.

– Эти юноши, что проходят трудную стезю постижения искусств в сем заведении, давно именуют меня попросту Михелем; я не взыскиваю с них – пусть, сие не от злобности сердца, но, смею верить, от благорасположения ко мне. И оттого, что принимают меня не как служителя, постановленного над ними, но как часть их жизни, а скорее, быть может, и часть самого университета, что в коей-то мере даже лестно, ибо…

– Это замечательно, брат Михель, – оборвал многоглаголивого служителя Курт, беря его под локоть и увлекая в глубь огромного зала, в лабиринт полок и этажерок. – Ко мне тоже вовсе не обязательно обращаться, именуя должность – вполне достаточно будет «брат Игнациус», ибо я не хочу принуждать столь почтенного мужа выговаривать «майстер Гессе» при обращении к человеку моих лет. А теперь – мне и в самом деле нужна ваша помощь в довольно сложном деле, которую, я надеюсь, вы окажете мне по мере сил.

– Все, что знаю, что смогу сказать, – подтвердил брат Михель с готовностью. – Если я могу помочь делу Святой Инквизиции, мой долг как благочестивого христианина и лица духовного в полной мере служить всеми своими…