Книга Насмерть - Борис Громов

— Ну, выяснил чего интересного? — с ходу поинтересовался сидевший за тем же столом Саша Шуруп.

— Да так, — замялся Володя, — нарыл кой-чего, но не сказать, что сильно важного или очень интересного.

— Зато как старался, — тихо хохотнул Толя. — Так к бару рванул, аж уши по ветру развевались и по затылку хлестали. Видно, боялся, что опередит кто-нибудь.

Володя почувствовал, как вдруг жарким огнем загорелись щеки. Неужто он на самом деле так глупо со стороны выглядел? Ой, стыдоба! Тоже мне, агент-нелегал, Баба-яга в тылу врага.

— Да не слушай ты этого балабола, ему только повод дай для зубоскальства — насмерть задолбает. Но в целом он все равно безвредный, так что, просто не обращай внимания.

— Кто безвредный? Я безвредный?! Это на меня внимания не обращать?!! — Толя, состроив свирепую физиономию, начинает усиленно играть своей внушительной мускулатурой, от чего футболка на нем заходила ходуном, едва не трескаясь по швам.

— Да не надувайся ты так, пузырь, — хихикает Шуруп. — Лопнешь — все стены людям забрызгаешь.

— Ну, вот, — теперь Толя изображает уныние. — Никто меня не боится, никто не уважает… Все унижают и притесняют…

— Будет вам хохмить, парни, — чуть не взмолился Стельмашок. — Ну, правда, неужели так плохо все со стороны смотрелось?

— Да нормально все смотрелось, — в два голоса успокоили его наемники.

— Хотя, — продолжил Толик, — мы и сами собирались тут на разведку идти, но как увидали твой порыв, решили не мешаться, а дать тебе себя показать. Так что, давай, делись, чего ты там выяснил. Хотя…

Жестом остановив уже собравшегося начать Володю, Курсант легонько кивнул в сторону стола, за которым беседовали Тюкалов и Прохоров.

— Здешняя «вохра»,[59]похоже, баиньки собралась. Так что, айда сразу Мише все и расскажешь, чтоб сто раз не повторяться. Саня, ты с нами?

— Не, — отмахнулся рыжий наемник, — я, в отличие от вас, проглотов, не доел еще. Да и характер у меня не шибко любознательный, вдвоем топайте.

— Как знаешь, — пожал плечами Толя. — Пошли Вовка.

Присев за стол командира, Володя начал рассказывать. Старался говорить кратко, но емко, без лишних подробностей, но не упуская ничего важного, подражая инструкторам-пограничникам из камышинской бригады, что в Иловле для ходоков занятия по боевой подготовке проводили. Да и сам Михаил точно так же разговаривает. Нет, когда с компании и на разные отвлеченные темы, как Сашка Шуруп однажды брякнул: «про насущные дела, да про женские тела», там никакой лаконичности и в помине нету. Тут командир и балагурит, и байки травит — заслушаешься, и даже, как парни рассказывают, на гитаре здорово играет и песни хорошие поет, под настроение. А вот когда боевую задачу ставит или план действий объясняет — совсем другой человек серьезный, собранный. Опять же, те из наемников, кто Тюкалова подольше знают, вроде того же Курсанта, говорят, что при всяком высоком начальстве он тоже хохмить начинает, но это, похоже, исключительно «из любви к искусству», чисто у руководства на нервах поиграть немного. А может — вообще защитная реакция. Поди построй по стойке «смирно» человека, который тебе в лицо смеется. Как Вовка из рассказов и собственных наблюдений понял, командир вообще шибко к слепому чинопочитанию не склонен: если начальник человек дельный и умный — будет относиться с уважением и вести себя вежливо, а если нет… Уже от нескольких мужиков из отряда Стельмашок слышал, как на Терском Фронте сразу после боев с турками за станицу Червленная Тюкалов какому-то шибко много о себе понимающему штабному чуть в морду не дал. Да еще и повернул потом все так, что того потом лично министр обороны разжаловал.

Кстати, слушать командир тоже умеет. Не прерывает, не останавливает, даже если по глазам видно, что он именно это уже знает. Похоже, с мысли сбить не хочет. Но даже если и сам уже в курсе, слушает все равно внимательно, нити рассказа не теряет. Иногда наводящие вопросы задает, уточняет что-то. В общем, когда Володя выложил ему все, что смог узнать, и про то, где, что и почем купить или продать можно, и общий расклад в округе, и про последние здешние новости, Тюкалов одобрительно кивнул и легонько хлопнул его по плечу.

— Молоток, Вовка, красавчик. Хорошо поработал. А теперь, общая команда — отбой. Нам завтра еще к «барону» местечковому ехать знакомиться.

— «Барону»? — непонимающе переспросил Володя.

— Ну, или «князю»… Да хоть к пахану, какая разница. Словом, самому главному здешнему бандиту, который всех остальных под себя подмял и данью обложил.

— А по девкам? — нарочито обиженным голосом тянет Курсант.

— По девкам? — Михаил ехидно ухмыляется. — Ню-ню, давай дерзай, отважный парень! Намотаешь на конец какую-нибудь «трисичуху»… Тебя ж Оксанка после этого не то, что на порог, на полсотни метров к своему забору не подпустит. А то еще и пристрелит, как пса лишайного, чисто из жалости.

Кто такая эта самая таинственная Оксана, Стельмашок не знал, но, судя по зардевшейся физиономии Толика, попал командир в самую точку. Видно, осталась у Толи где-то зазноба.

— Кхм, — Курсант явно пытается побороть смущение. — Миш, а что за «трисичуха» такая?

— Болячка очень нехорошая, — отзывается Михаил. — Лямурного свойства, комбинированная, мать ее, бинарная. Триппер, сифилис, чума, холера.

Представив себе подобный «букет» и возможное его воздействие на организм, Володя аж прыснул в кулак. Еще через секунду к нему присоединяется и Курсант.

— Ладно, похихикали и будет, — Тюкалов встает и окидывает свой сидящий за столами отряд взглядом. — Доедаем-допиваем и спать. Смена караула согласно графику, если что срочное — сразу поднимать меня. Всем приказываю выспаться.

Выполнить свой собственный приказ мне так и не удалось, да и с остальными — та же история. Часа в четыре ночи ожил стоящий на полу в изголовье кровати «Кенвуд» и голосом часового с внутренней стоянки доложил о том, что без меня там — никак. Интересно, что ж там такого приключилось? Быстро, словно солдат по команде «сорок пять секунд — подъем», вскакиваю, влезаю в «горку» и сапоги, подхватываю висящий на дужке койки ремень с кобурой, из которой торчит рукоять «стечкина» и, на ходу застегиваясь, топаю на выход.

А возле наших внедорожников, похоже, вот-вот потасовка вспыхнет, серьезная такая, без дураков. Если и не насмерть, то уж точно не до первой крови, а как минимум — до тяжких телесных… Наш часовой, отойдя чуть в сторонку, благоразумно занял политику «вооруженного нейтралитета», причем «вооруженного» в прямом смысле. Автоматическим оружием. А в паре шагов от него сверлят друг друга яростными взглядами Прохоров и Горелый. Владимир Сергеевич от гнева набычился, кровью налился — лицо аж бордовое, хоть прикуривай. Паша, наоборот, бледный, как смерть. Время от времени его ощутимо потряхивает, но явно не от страха, скорее — от переизбытка адреналина. Ох, ни фига себе, разошлись вы, горячие финские парни! Так, надо эту свару растаскивать, пока она в активную фазу не перешла, а то у них обоих руки как-то совсем нехорошо к оружию тянутся.