Книга Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК - Герман Романов

В мозгу отщелкало «десять», и он, не теряя ни секунды, пнул чекиста по коленной чашечке носком ботинка. Кость только хрустнула, а завопить чекист не успел — огромный кулак Ивана Трофимовича с размаху впечатался ему в губы. Затем водитель схватил чекиста своими лапищами за глотку и с ревом наслаждения принялся ее рвать крепкими пальцами.

Удивляться времени не было — и ствол автомата по крутой траектории прошелся по фигурам солдат, а указательный палец при этом нажимал на спусковой крючок ППС изрыгнул из себя смертельный свинцовый град, и солдатские фигурки сломались. Удивление на лицах не успело смениться выражением ужаса. Не смогли они осознать своей смерти, так и попадали на траву с широко открытыми глазами, со строчками кровавых пятен на груди.

Оба мастеровых скрючились рядышком у крыльца. Один еще хрипел, судорожно пытаясь зажать распоротый живот окровавленными ладонями. А второй уже выгибался предсмертной дугой — из раскромсанного наискосок горла вылетали алые струйки крови. Шмайсер уже врывался в дверь, оставив свои острые ножи в телах зарезанных им красногвардейцев.

— А! — девичий крик резанул воздух, Фомин стремительно развернулся.

Что-то рвануло рукав его бушлата, и только сейчас в его уши ворвался звук выстрела. Дверь туалета была распахнута настежь, стоящий внутри солдат в гимнастерке целился в него из нагана.

В воздухе прогремело еще два выстрела, только ни солдат, ни Фомин, который уже вскидывал автомат, сделать их не могли. Стреляла Маша, крепко сжав рукоять ТТ двумя руками. Солдата отбросило в будочное нутро, усадило на толчок, вывернув в сторону голову. Из его ладони выпал наган.

Фомин рванулся к будке, но достреливать затаившегося не было смысла — на гимнастерке, прямо у сердца, расплылись два кровавых пятнышка. Он удивленно покачал головой — с двадцати шагов неопытная девчонка сумела не промахнуться и всадить пули рядышком. А это о многом говорило.

— Отец учил стрелять, — спокойный девичий голос раздался за спиной, и Фомин повернулся. Он ожидал от нее истерики или плача, трудно женщине пересилить свое естество. Она зарождает в себе новую жизнь, и в силу того убийство противоречит самой ее природе. Девушки же была неестественно спокойна, только место привычной бледности стал занимать выступающий на щеках лихорадочный румянец.

— Спасибо, дочка. Вовремя ты стрелять начала. Спасла меня, — только и сказал Фомин.

— Не благодари, не надо. Я и так на всю жизнь у тебя в долгу, — просто ответила девушка, внимательно посмотрела на убитого ею солдата. И только сейчас лицо судорожно перекосилось. Маша зажала рот ладонью и побежала за машину, всхлипывая на бегу.

Фомин обернулся — везде успевавший радист оттаскивал разъяренного водителя от чекиста, превратившегося в окровавленную и измочаленную тряпичную куклу. Как всегда в таких ситуациях, немец зачастую переходил на свою смешанную речь.

— Генуг. Довольно, Трофимыч, да хальт же. Хенде убери, ты ж ему и так шею свернул. Да стой же! Нам его кожанка нужна, ферфлюхте. Дурень, ты всю одежду попортишь. Думкопф!

Объединенными усилиями они успокоили Максимова. Фомин сглотнул — морда чекиста была превращена в окровавленное месиво, а шея вывернута так, что затылок на ключице устроился.

— За что ты его так разделал? — осторожно осведомился Шмайсер, с уважением поглядывая на водителя.

— Давно добирался. Каждый день мечтал, — угрюмо буркнул Максимов, пришедший в нормальное состояние, словно спустивший пар локомотив. — Эта сволочь мою крестницу снасиловал, а потом матросне отдал. Девчонка от позора в Каму бросилась и утопла. Так и не нашли ее, страдалицу. А мать от горя с ума сошла.

— Так, понятно, — медленно произнес Шмайсер. — Это ты погорячился, дурень, а месть должна быть холодным блюдом.

Немец замолчал и поглядел на мертвого чекиста взглядом голодного волка. Потом с нескрываемым сожалением в голосе произнес:

— Не успел я, а ты слишком тороплив. А мы бы ему окаянный орган на ленточки распустили, и он сжевал бы его как миленький. Добавки попросил. Не торопись никогда в таких делах. Спешка только при ловле блох нужна.

— Или когда от чужой жены убегаешь, а за тобой муж ее с топором поспешает, — Максимов посмотрел на Шмайсера, и неожиданно для Фомина эта быстро спевшаяся, несмотря на разницу в возрасте и положении, парочка зашлась в нервном смехе.

— Тебя как кличут, ваше благородие? — чуть осторожно поинтересовался отсмеявшийся водитель.

Шмайсер открыл рот, но, увидев резкий жест Фомина, тут же закрыл его. Он давно убедился, что тот зазря ничего не делает, и в таких делах его стоит слушать. А потому не ответил на вопрос, сделав вид, будто толком не расслышал, а быстро подошел к мальчишкам и освободил их от пут. Затем склонился над мертвыми мастеровыми, забрал свои ножи и тщательно вытер лезвия об одежду, стирая кровь.

Фомин достал из кармана папиросную коробку, открыл и щедро угостил водителя. Завзятые курильщики дружно задымили, отдыхая от насыщенных событий суматошного дня.

— «Казбек»?! Никогда не приходилось слышать такого названия, ваше высокоблагородие. Откуда эти папиросы?

— Это редкие папиросы, их не продавали, — Фомин не стал развивать эту тему, опасную для них. — Меня зовут Семен Федотович, вам меня так лучше называть, Иван Трофимович. Вы, кстати, стрелять умеете?

— Ружьишком баловался, — степенно ответил водитель. — Я кадровую не служил, единственным кормильцем в семье был. А на эту войну по возрасту не вышел, старым стал.

— Вы пока, Иван Трофимович, трупы начинайте отволакивать в лесок, их спрятать надо.

— Там яма за кустами. Туда покидать их можно и хворостом завалить. А еще дальше, за просекой, овраг тянется — на расстрел крестьян уводили, что в город продукты везли.

— Вот и займитесь, Иван Трофимович. Да, Попович подъехал. Алексей, подойди к нам.

Казак подбежал, чуть кося глазами на побоище. Видно, что вид убитых произвел на него определенное впечатление.

— Леша, займись с Трофимычем сбором оружия. И хорошо спрячьте трупы. Припряги к делу мальчишек, я Шмайсера на помощь выделю. Давай, действуй. — И Фомин пошел к дому.

На крыльцо с довольным видом вышел Путт, поддерживая хромающего человека в штатской, порядком потрепанной одежде, с окровавленным лицом. А вот кадеты уже стояли на ногах, потирая затекшие от веревок запястья.

— Вы уж простите, Семен Федотович, но я их всех того. Порешил троих в спешке, чекиста тоже. За наган «товарищ» схватился, — Путт виновато пожал плечами. Так, мол, получилось.

— Хорошо сработали, капитан, — Фомин одобрительно улыбнулся немцу и повернулся к офицеру. Тот понравился с первого взгляда. Окровавленное, но гордое лицо, внимательный, с достоинством взгляд. Попытался встать в стойку «смирно», сразу показав хорошую выправку, которую вбивают только в военных училищах за годы обучения. Кадровый офицер, довольно молодой, и, судя по всему, правильный, не тыловая сволочь.