Книга Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК - Герман Романов

Тем самым все население ставилось в полную зависимость от произвола власти, которая, распределяя продовольствие, фактически распределяла право на саму жизнь — кормила своих сторонников, обрекая на лишения и голод тех, кто таковым не являлся. А многочисленные караулы должны были пресечь и действительно пресекали любой подвоз продуктов для «черных» рынков, что расцветали в каждом городе, несмотря на яростное желание властвующих коммунистов уничтожить подобные реалии прежней жизни.

Именно к такому посту подъезжал сейчас их тяжело нагруженный «Бюссинг». Фомин не хотел ненужного боя, но вряд ли удастся проскочить без досмотра. Ведь, за исключением водителя, никого из них не знали стоящие в карауле чекисты, а ссылка на Мойзеса вряд ли бы помогла.

Оставалось только надеяться на свою удачу, внезапность нападения и на то, что не будет посторонних. Ибо оставлять свидетелей Фомин не хотел, дабы раньше времени в Перми не поднялся шум. Потому баюкал на коленях верный ППС, чувствуя препоганый запах от матросского бушлата на своих плечах. Ничего не попишешь — кожанку пришлось отдать Маше, с которой произошла удивительная метаморфоза после переодевания.

Ох уж эти женщины! Меняют облик, как актрисы. Исчезла заплаканная девчушка, зато появилась какая-то фурия в красной косынке со стервозными манерами и прокуренным голосом. Как капитану удалось добиться такого перевоплощения за один час, только ему известно. Видно, талант учителя и ученицы слился в сокрушительную силу, в хвалу системы Станиславского…

Грязный караульный дом появился из-за поворота дороги расплывчатым привидением. Лес кругом был выведен и отступил от этого места на добрую сотню шагов, словно вековые сосны понимали опасность такого соседства. Привычный шлагбаум отсутствовал, но его с успехом заменяло положенное поперек грунтовки ошкуренное бревно. Рядом с домом стояла дощатая будка отхожего места и груженная мешками повозка, в которую была запряжена пара сытых, лоснящихся лошадей.

На бревне сидели двое солдат, куря самокрутки и о чем-то тихо беседуя. Еще двое, в одежде мастеровых, на крыльце, а между ними верной дворнягой высунул свое толстое рыло английский пулемет «Льюис». Рядом с ними лежали два скрюченных тела. Через секунду Фомин сообразил, что это не мертвецы, а связанные мальчишки, уж больно маленькими были эти фигурки.

И все — людей больше не было. Однако, судя по силуэтам за грязными, сто лет не мытыми окнами, в доме имелись и другие вояки, но, сколько их там засело, пока оставалось неизвестным. Остановка была неизбежной, а значит, и драка. Фомин искоса глянул на водителя — тот уверенно держал руки на рулевом колесе, и лишь капелька пота на виске выдавала его напряжение.

При виде машины постовые проявили ожидаемое от них рвение к службе, тем большее, при виде чекистского кортежа. Сидящие на бревне встали и отошли в сторону, однако винтовки в руки не взяли, а спокойно навесили погонные ремни на плечи. И двое мастеровых поднялись беспечно, не тронув «Льюиса». Да оно и понятно — машины узнаваемые, свои едут, чего напрасно беспокоиться.

На крыльце появился еще один персонаж в знакомой кожаной тужурке, таких же штанах и кепке. Почему чекисты возлюбили так страстно кожаную одежду, Фомин понятия не имел. В жару в такой еще жарче становится, потом обливаешься, в холод еще больше леденит, зуб на зуб не попадает. Видимо, для форса выкормыши Дзержинского одеваются, страх нагоняя.

Так в свое время опричники Ивана Грозного во все черное одевались, да еще метлу с отрубленной собачьей головой прихватывали для пущего страха. И у этих последышей тоже есть любимые атрибуты — через плечо чекиста висела на ремешке большая кобура маузера. Видно, удобно им из такого пистолета по связанным и беспомощным людям стрелять — патронов больше чем в нагане, перезарядка намного проще. Сдвинул затвор назад да вставляй вниз десяток патронов на железной скобке-обойме…

«Бюссинг» рыкнул мотором напоследок и остановился у самого бревна. Максимов тут же высунулся из кабины, а Фомин легко спрыгнул на траву и раскачивающейся матросской походкой подошел к солдатам, которые завели оживленный разговор с водителем.

— Привет, Трофимыч! Управились с мертвяками? — прыщеватый солдат чуть гоготнул сквозь выщербленный рот.

— А что, помочь хочешь? — с таким же нехорошим смешком отозвался Максимов. — Так сзади товарищ Мойзес едет, напросись.

— Нет уж, сам с товарищем Мойзесом работай! — второй солдат был чуть постарше, но не менее развязанный и расхристанный, напрочь подзабывший за год революционного лихолетья военную дисциплину. Он поинтересовался первым, обращаясь уже к Фомину: — Кто вы, товарищ?

— С Уральского губчека, с заданием. Машина сломалась, вот товарищ Мойзес и посодействовал, — с ленцой ответил Фомин и сплюнул на траву.

— Он сзади едет, чуток отстал, заняты братишки сильно, — тут же вставил свое слово и Максимов. Хорошо себя вел, уверенно, без волнения — водитель нравился все больше и больше.

— А-а, — понимающе сказал подошедший чекист и тут же протянул руку Фомину для рукопожатия. — Петр Игнатьев. Как доехали, товарищ?

— Семен Фомин. Нормально доехали, правда, контра везде зашевелилась, головы свои змеиные распустила по сторонам. — Семен Федотович испытывал жгучее желание вытереть ладонь о штанину, больно брезгливость его одолела от прикосновения потной ладони.

— Ожили, падлы. На чехов молятся, выродки. Но ничего, — голос чекиста стал угрожающим, — мы им тут кровя хорошенько выпустили.

— Энто что за сволота лежит? — Фомин кивнул на связанных мальчишек. Именно мальчишек, лет 15–16, что с нескрываемой ненавистью и презрением смотрели на них.

— Волчата. Кадеты! — с жесткой ухмылкой произнес чекист.

— Из города сбежать хотели с офицериком хромоногим.

— Где эта контра? В Могилевскую губернию отправили? В штаб генерала Духонина?

— В доме, его товарищ Розенфельд допрашивает. Пока молчит сука, муть несет, своих не хочет выдавать. Но ничего, мы не таким язык развязывали. Как товарищ Мойзес сюда подъедет, этих тварей ему враз передадим. В шахте со своими дружками скоро встретятся.

Фомин кивнул, сцепив зубы, и выразительно посмотрел на вышедшего из-за кузова грузовика Путта. Первый план ломался, бросать гранату в дом нельзя. Но в запасе имелся второй план, и капитан понимающе улыбнулся в ответ. Затем, насвистывая, немец направился к дому.

— Я к товарищу Розенфельду, — стоящие на крыльце мастеровые тут же расступились перед одетым в кожаную куртку «чекистом», и Путт уверенно шагнул в дом, как лиса в курятник, когда хозяева уехали в гости, прихватив с собой дворового песика. А к вооруженным работягам сразу подошли еще два самозванца — расхристанный матрос с безмятежным видом и юная чекистка в красной революционной косынке.

— А что это у вас в руках за оружие такое интересное, товарищ Фомин? Первый раз такое вижу.

— Пистолет-пулемет, — с нехорошей улыбкой отозвался Фомин, мысленно отсчитывая до десяти. — Хорошая штука, полезная.