Книга Испытание страстью - Сильвия Дэй

— Мне приятно предъявлять требования на тебя, — пробормотала она, думая о Мастерсоне и его глупой гордости.

Алистер обнял ее за талию.

— Интересно, не изменятся ли твои взгляды в Лондоне, — прошептал он, — когда ты окажешься в окружении тех, кто будет судить тебя и твой выбор.

— Неужели ты считаешь меня столь легко поддающейся влияниям?

— Не знаю. — Он заглянул ей в глаза. — Не думаю, что и ты это знаешь.

До известной степени он был прав. Джесс всегда делала именно то, что считала пристойным и чего от нее ожидали.

— Мой отец не согласился бы с тобой. Он сказал бы тебе, что требуется большая сила убеждения, чтобы заставить меня что-нибудь сделать.

Алистер потянул ее к себе, и Джесс оказалась сидящей у него на коленях. Его руки обвились вокруг нее и сжали ее.

— Мысли о нем и его поведении вызывают у меня жажду насилия.

— Он не заслуживает подобных чувств. К тому же в некотором отношении я могу быть ему признательна. То, что когда-то вызывало у меня протест и было для меня тяжело, теперь стало моей второй натурой и облегчило мою жизнь.

Джесс провела пальцами по его волосам.

— И подумай только, как много удалось тебе узнать обо мне всего за две недели.

— Я и хочу узнавать тебя больше и глубже.

— Тебе это удается. — С каждым проходящим часом она чувствовала себя все свободнее и много лучше, сравнивая это состояние с тем, когда в конце долгого дня снимала корсет. Она начинала сомневаться в своей способности принять в будущем прежние правила поведения. — Это тебя пугает? Или успокаивает? Я с такой легкостью падаю в твои объятия, и, возможно, этот недостаток светской выдержки и необходимости бороться становится скучным для тебя?

— Ты каждую минуту бросаешь мне вызов, Джесс. И часто меня пугаешь. — Он положил голову ей на грудь. — Я не знаю, что значит от кого-нибудь в чем-нибудь зависеть, но от тебя я, похоже, завишу.

Джесс обхватила руками его широкие плечи и оперлась подбородком о его голову. Она могла бы догадаться, что такой человек, как Алистер, никогда ничего не делавший наполовину, с таким же самозабвением отдается страсти. Но не ожидала того, что он захочет приковать себя к одной женщине при столь широком выборе.

— Признаюсь, я напугана. Все так быстро изменилось.

— Неужели это так ужасно? Ты была прежде настолько счастлива?

— Я не была несчастлива.

— А теперь?

— Я не узнаю себя. Кто женщина, сидящая на коленях у распутника и готовая отдаться ему с такой же легкостью, с какой могла бы предложить чашку чаю?

— Она моя, и мне она нравится.

— Конечно, несносный ты человек.

Она прижалась щекой к его волосам.

— Достаточно ли тебя любила мать, Алистер? Ты поэтому так дорожишь мной?

— Любила, несмотря на печаль, связанную с моим зачатием и рождением. И я сделал бы что угодно, чтобы она была счастлива.

— Она любила бы внуков?

Алистер отстранился и посмотрел на нее:

— Ну, это задача Бейбери как наследника. Он позаботится об этом.

— А какую ответственность берешь на себя ты? — спросила она, нежно проведя большим пальцем по его щеке.

— Мой удел быть паршивой овцой в семье и совращать молодых вдов.

Она поцеловала его и, не отрывая от него губ, сказала:

— А я позабочусь о том, чтобы ты не сходил с этой прямой и узкой тропы, уготованной тебе в последние годы.

Его сильные руки заскользили по ее телу вдоль спины.

— Ну что мы с тобой за пара! Порочная вдова и раскаявшийся грешник.

Глава 16

— Прошу прощения, лорд Тарли.

Майкл остановился на первой ступеньке крыльца джентльменского клуба Ремингтона и, повернув голову, увидел поодаль кучера со шляпой в руке.

— Да?

— Моя леди просит вас уделить ей минуту времени, если вы будете так любезны.

Устремив взгляд за спину кучера, Майкл увидел двуколку, ожидавшую поблизости. Занавески на окнах экипажа были задернуты. Его пульс участился: в нем поселились надежда и предвкушение. Он подумал, что пассажирка этой наемной кареты, должно быть, отчаянно отважная дебютантка, в то время как больше всего он хотел бы, чтобы там сидела Эстер.

Майкл кивнул в знак согласия, подошел к экипажу и остановился у двери.

— Чем могу служить?

— Майкл, пожалуйста, войдите.

Он готов был улыбнуться, но удержался, забрался в карету и сел напротив Эстер. Тесное пространство кареты затопил аромат ее духов. Яркие солнечные лучи струились сквозь занавески, создавая всепоглощающее ощущение незаконной близости.

Майкл увидел у нее на коленях носовой платок, который она старательно разглаживала. Когда-то давно Эстер дала ему платок в знак своего уважения к роли рыцаря в сияющих доспехах, которую он так охотно играл. Это было много веков назад. В другом столетии.

— Вы приехали, чтобы одарить меня знаком своего расположения, с коим я мог бы идти в битву? — спросил он, стараясь придать своему тону небрежность и легкость, которых не чувствовал.

Эстер смотрела на него довольно долго и показалась ему хрупкой и прекрасной в нежно-зеленой накидке, отороченной тканью другого, более темного света. Она ответила вздохом:

— Я не могу вас заставить изменить решение?

Печальный тон Эстер заставил его податься вперед.

Майкл был поражен произошедшими в ней переменами: ее опутывала вуаль несчастья, а под нею исчезли прежняя искрометная веселость и живость.

— Почему вас так беспокоит простой боксерский матч?

Эстер сжимала и разжимала кулачки, обтянутые перчатками и лежавшие на коленях.

Кто бы ни выиграл или проиграл, все закончится скверно.

— Эстер…

— Регмонт, вероятно, начнет матч как игру, — сказала Эстер безжизненным тоном, — но когда станет очевидна ваша сноровка, он сосредоточится. Если не сможет вас победить, поддастся своему характеру и темпераменту. Вы должны понимать, что тогда случится. Он забудет о технике и правилах боя и начнет драться только ради победы и, возможно, не станет разбираться в средствах.

Если бы выстрелили из пистолета, его бы это не поразило сильнее.

— Никому другому я бы этого не сказала.

Эстер вскинула подбородок, подчеркивая свое спокойное и неоспоримое достоинство.

— Я подозреваю, что на ринге вы будете следовать спортивным правилам, и, боюсь, это может сделать вас беззащитным перед самыми сокрушительными ударами.