Книга Бумажный тигр (II. Форма) - Константин Сергеевич Соловьев

это ни единой монеты.

— И вы не пользуетесь такими благами? — недоверчиво спросил Уилл.

Лэйд отодвинул от себя испачканную тарелку. За последние полчаса он больше уничтожил еды, чем съел, и теперь перед ним на столе простиралась панорама, больше напоминающее поле битвы. Картина, на которую, без сомнения, не смог бы взглянуть без слёз мистер Хиггс. Растерзанные куски пирогов и надкусанные трюфеля. Раздавленные пирожные и безжалостно препарированные блюда. Небрежно обгрызенные кости и разломанные куски хлеба. Пятна соуса на скатерти и горчичные кляксы. Это выглядело отвратительно — так, точно тут пировала стая стервятников-грифов, а не обедал джентльмен. Но Лэйд осмотрел стол с полным удовлетворением от проделанной работы, несмотря на сосущую пустоту в желудке.

— Отчего же, пользуюсь. Раз в месяц я обедаю здесь, в «Эгерии». Нарочно заказываю самые дорогие и изысканные блюда, даже тогда, когда у меня нет аппетита или мучает изжога. Но редко откусываю больше, чем по одному разу от каждого куска. Я остаюсь голодным, даже когда снимаю с шеи салфетку.

Непонимающий взгляд Уилла скользнул между тарелок с изувеченными произведениями кулинарного искусства. Кружа вокруг них, он точно пытался что-то обнаружить, но натыкался лишь на обгрызенные оливки, куриные кости и кожуру.

— Но какой в этом смысл, мистер Лайвстоун?

Лэйд внимательно посмотрел ему в глаза.

— Чтобы помнить, Уилл. Помнить то, о чём забыл бедняга Эйнард. Иногда животная страсть начинается с самых чистых помыслов, а черта, отделяющая их, может быть тонкой, очень тонкой. Как складка на хорошо выглаженной льняной скатерти.

Уилл молча ковырнул вилкой гренки по-валлийски. Поздно, конечно, золотистый сыр на них давно превратился в твёрдую корку цвета ржавчины. Едва ли это сильно его расстроило — сейчас он не походил на человека, мучимого голодом. Скорее, на глубоко задумавшегося человека, которому надо чем-то занять руки.

— Я захожу в «Эгерию» не для того, чтоб набить брюхо. А для того, чтобы посмотреть на чистые скатерти и втянуть в себя сладкие ароматы — как когда-то Эйнард Лоусон. Напомнить себе, к чему может привести соблазн, если сил души не хватает для того, чтоб сдерживать его в узде. Впрочем, на моей фигуре эта метода, кажется, отражается не лучшим образом. Пожалуй, надо перестать обедать по три раза на дню в «Глупой Утке»…

Уилл выглядел разваренным и бледным, как кусок капусты в супе. Однако когда Лэйд поднялся на ноги, попытался встать вслед за ним.

— Куда это вы? — осведомился Лэйд, прищурившись.

— Я… За вами, конечно. Наше путешествие, оно…

— На сегодня закончено. Не знаю, как вы, а я ощущаю себя так, точно обошёл всю Азию вместе с войском Александра Македонского, а голова гудит от жары. Доктор Фарлоу прописал мне после обеда стакан шерри и два часа спокойного сна, а я привык доверять современной медицине и её методам. Приходите в мою лавку завтра с утра — и мы с вами продолжим с того места, где остановились. Впрочем, если моё общество кажется вам излишним и вы желаете досрочно выполнить свою часть договора…

Портмоне с готовностью скользнуло в подставленную Лэйдом ладонь. Выползло на свет, тяжело ворочаясь и скрипя кожей. И хоть вес крохотного бумажного листка, лежавшего там, совершенно не ощущался, Лэйд отчего-то отчётливо почувствовал его, этот аккуратно сложенный листок. Так, что невольно стиснул пальцы, будто опасаясь порезаться о его бритвенно-острые края.

Уилл осторожно опустился обратно на стул.

— Вы хотите знать, готов ли я покинуть Новый Бангор?

— Да. И полагаю, ваш кумир, мистер Данте, тоже счёл бы за лучшее убраться восвояси, если бы только знал, где в аду можно вызвать кэб.

— Или же он просто искал, где можно купить недорогую открытку с живописным видом, чтобы послать любимой тётушке, — в тон ему ответил Уилл, но шутка получилась какой-то вялой, как увядший бутон скомканной салфетки, лежавший на тарелке.

Лэйд ощутил, как в пустом желудке скапливается тяжёлая горечь, словно последние полчаса он пробовал не изысканные кушанья «Эгерии», а один только тухлый лярд.

— Уилл?

Уилл провёл пальцем по скатерти осторожную черту. Точно та была холстом, на котором он должен был обозначить контуры будущего рисунка.

— Мы прошли всего три круга, мистер Лайвстоун. Я… думаю, мне суждено ещё многое увидеть за оставшееся время.

— За сегодня вы увидели и услышали более чем достаточно, — возразил Лэйд, пытаясь придать голосу внушительную мягкость, всегда удавшуюся ему в общении с покупателями, — Не испытывайте судьбу, Уилл, иначе сами не заметите, как ваш плотоядный Эдем сожрёт вас и обсосёт косточки. Поверьте, вам не захочется встретить те чудеса, которые таятся на его сумрачных тропинках. Потому что это злые чудеса. Они свели с ума и уничтожили больше людей, чем вы в силах вообразить. Решайтесь, Уилл. И заслужите искреннее рукопожатие Бангорского Тигра.

Уилл молчал, ковыряя пальцем скатерть — то ли рисовал, воображаемые линии, то ли просто не знал, чем занять руки.

— Извините, мистер Лайвстоун, — наконец произнёс он.

Лэйд кивнул и молча спрятал портмоне обратно в карман. Осторожно, как прячут гранату с уже вкрученным запалом.

— Значит, до завтра? — уточнил он, разворачиваясь в сторону выхода.

— До завтра, мистер Лайвстоун, — покорно произнёс Уилл, пряча от него глаза, — И… спасибо за ваши услуги.

Лэйд усмехнулся ему на прощанье, хоть и сомневался, что его улыбка будет замечена.

— Не беспокойтесь. Мои услуги оплачивает Канцелярия.

* * *

В лавку он успел как раз вовремя для того, чтоб помочь Сэнди выдержать вечерний наплыв посетителей. Правда, сперва пришлось запереть в подвале Диогена — от жары тот сделался буен и причинял много хлопот. Он вновь взялся воображать себя шварцвальдским лесорубом, поэтому вместо того, чтоб помогать в торговле, пьяно шатался по лавке, налетая на посетителей, и горланил старые военные песни по-швабски[75]. Мужчин он приглашал в ближайший паб «раздавить стаканчик», а замужних дам осыпал такими скабрёзными комплиментами, что Лэйд счёл за лучшее изгнать его из зала до конца дня.

Работа не отвлекала Лэйда от мыслей, напротив, ему проще думалось, когда руки совершали привычные, отточенные годами действия. Он взвешивал кому-то сахарный песок, перевязывал пакеты, улыбался постоянным покупателям, рассуждал о завтрашней погоде и интересовался здоровьем кузины Лизабет, и всё это время где-то в невидимом русле сознания текли мысли — острые и тяжёлые, как пласты сходящего во весне льда.

Прежде всего, стоило признать то, что признавать отчаянно не хотелось. Может, этот Уилл и был не в меру восторженным молокососом, начитавшимся Святого Писания и вообразившим себя не то вторым сэром Франклином[76], исследователем несуществующих континентов, не то вторым Джонатаном Эдвардсом[77], да только кишки у него оказались покрепче, чем он ожидал. Прямо скажем, удивительно крепкие кишки для юного фантазёра, гораздого лишь пачкать холсты.

Каждый раз, стоит мне как следует надавить, он цепенеет и