Книга Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости - Марта Нуссбаум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Групповая ненависть и отвращение – это основная часть того, чему наши нации согласны противостоять. Даже в хорошо организованном обществе Ролза, где такая дискриминация отсутствует, нельзя гарантировать, что она не возникнет, учитывая реалии человеческой психологии. Однако наши общества не то чтобы уже хорошо устроены; они скорее стремятся к этому, поэтому им приходится бороться с реальными проблемами дискриминации. И, следовательно, они нуждаются в более тонком понимании человеческой мотивации в сравнении с тем, что лежит в основе оптимистического взгляда XIX века.
То, что остается вне внимания Милля и Конта, – настоящее зло: целенаправленное жестокое и отвратительное поведение по отношению к другим. Оно не просто результат непреднамеренных или пренебрежительных действий, или даже подозрительности с оттенком страха, а связано с сильным желанием очернить или унизить другого. Эта склонность занимает центральное место в групповой ненависти и групповой дискриминации. На свой страх и риск Конт и Милль проигнорировали ее. Их наивная вера в человечность и моральный прогресс сегодня не выдерживает критики. Тагор глубже видит эту проблему: в школе в Шантиникетане совместные телесные ритуалы (прежде всего, музыка и танцы) сыграли решающую роль в устранении групповых разногласий.
В этой главе будет предложено рабочее понимание некоторых важных человеческих склонностей к плохому поведению. Хотя изложенное здесь понимание совпадает с тезисом Иммануила Канта о том, что в каждом человеке есть что-то вроде «радикального зла» (а именно некоторые пресоциальные склонности к плохому поведению; склонности, выходящие за пределы тех, что коренятся в нашем общем с другими животными наследии и которые лежат в основе культурных различий), мы также придем к выводу, что культура может многое сделать для сдерживания этих склонностей. Меры, предложенные контианцами, обречены на провал, учитывая, что в то время представления о человеческой психологии были слабыми и неполными. Более полная картина, представленная здесь, покажет и почему такая ситуация ведет к опасной нестабильности.
Роль любви в этой картине проходит два этапа. На первом этапе детская беспомощность и примитивный стыд приводят к ярости и деструктивным склонностям. Их можно преодолеть в сторону развития заботы только через сильную эмоцию любви по отношению к объекту, уничтожения которого одновременно желают и боятся. Но даже когда ребенку удалось развить способность к искренней заботе, сохраняющаяся неуверенность делает его склонным к проецированию отвращения и подчинению других: и тогда люди учатся разделять мир людей на привилегированные и стигматизированные группы. Эта склонность усугубляется ограниченностью, присущей нашему животному наследию. Здесь, на втором этапе, любовь должна прийти на помощь: только активное творческое взаимодействие с инаковостью другого человека устранит или предотвратит разрушительные последствия групповой стигматизации и раскроет граждан друг другу как целостных и уникальных людей. Таким образом, крайне важно не только узнать любовь в детстве, но и иметь возможность переживать ее вновь каждый раз, когда «внутренние глаза» человека затуманиваются.
II. КАНТ О ЗЛЕ: НЕОБХОДИМОСТЬ БОЛЕЕ ПОЛНОЙ ТЕОРИИ
Любому философскому исследованию врожденных склонностей ко злу следует начать со знаменитого пассажа Иммануила Канта о «радикальном зле». Глубокое влияние на Канта оказали учения об общественном договоре Локка и Руссо. И, как Руссо, он понимал, что справедливое общество должно думать о политических эмоциях и вероятных истоках плохого поведения. Но в отличие от Руссо (как и наши подающие надежды нации) он был привержен подлинно либеральному обществу с твердой защитой свободы слова и ассоциаций[227]. Поэтому его попытки изобразить психологию плохого поведения абсолютно соответствуют рамкам нашего проекта.
Кант считает, что корни плохого поведения лежат глубоко в человеке, намного глубже, чем любая конкретная социальная формация. По сути, они заложены в саму природу человеческого существования. В работе «Религия в пределах только разума»[228] он формулирует свою знаменитую доктрину «радикального зла»[229]. Согласно Канту, зло радикально, то есть коренится в нашей человеческой сущности, потому что люди, еще до получения определенного социального опыта, имеют предрасположенности как к добру, так и ко злу в форме склонностей, глубоко укоренившихся в нашей природе[230]. Наша сущность состоит в том, что мы можем следовать моральному закону, относясь к другим как к равным и как к целям; но в то же время в нас есть что-то такое, из-за чего при определенных обстоятельствах мы практически неизбежно будем пренебрегать этим законом и вести себя неподобающе.
Что же это такое? Животное начало само по себе не является проблемой; наша животная природа, говорит Кант, в своей основе нейтральна. Получается, что Кант согласился бы с выводом прошлой главы: наше животное происхождение не является основным источником наших трудностей. Конечно, проводя различие между животными и людьми, Кант в меньшей степени осознает преемственность и упускает некоторые нюансы, которые подтверждаются современными исследованиями (он действительно обходит вниманием некоторые тонкости, о которых упоминал даже Аристотель). Он также не считает, что, по крайней мере, некоторые из наших моральных проблем (ограниченность сочувствия, групповые предпочтения) коренятся в нашем общем с животными наследии. Однако его главный тезис кажется особенно правдоподобным: искуситель, невидимый враг внутри, – это что-то определенно человеческое, это склонность к соревновательному честолюбию, которая проявляется всякий раз, когда люди оказываются в группе. Сами по себе склонности легко удовлетворяются, и потребности животных ограниченны (Кант 1994, 97–98). Человек считает себя бедным «лишь постольку, поскольку опасается, что другие люди считают его таким и могут презирать за это» (Кант, 1994, 98). Но достаточным условием для подобной тревоги является простое присутствие других:
Зависть, властолюбие, стяжательство и связанные с ними враждебные влечения тотчас же обращаются против его природного довольства самим собой, когда он находится среди людей. И для этого вовсе не нужно, чтобы последние погрязли во зле или подавали соблазнительные примеры. Вполне довольно и того, что они существуют, что они его окружают и что они люди, – чтобы губить моральные задатки друг друга и взаимно становиться дурными (Кант 1994, 98).
Кант выдвигает сильный тезис. Хотя он, конечно, слишком оптимистично относится к возможностям многих людей в мире удовлетворять телесные потребности, он, безусловно, прав, утверждая, что простое удовлетворение не является главной причиной плохого поведения. Даже когда у людей есть еда и дом, даже когда у них есть здравая уверенность в других предпосылках благополучия, они все равно ведут себя плохо и нарушают права друг друга. И несмотря на то что пресоциальную склонность трудно доказать, Кант абсолютно прав, предполагая, что люди не нуждаются в специальном социальном обучении, чтобы вести себя плохо. И они ведут себя плохо, даже несмотря на лучшее социальное обучение.
Радикальное зло может быть врожденной склонностью, или склонностью, вырастающей из общих структурных особенностей человеческой жизни, с которыми ребенок сталкивается до знакомства с какой-либо конкретной культурой, или же оно есть в каждой конкретной культуре. Судя по всему, Кант говорит о врожденной склонности. Но общий смысл его тезиса сохранится, если мы подчеркнем, что врожденные склонности проявляются благодаря общим структурным особенностям человеческой жизни (смертности, нужды, различного рода взаимозависимости). И склонности к плохому поведению, скорее всего, являются результатом взаимодействия этих внутренних склонностей со структурными особенностями человеческой жизни.
Но несмотря на всю привлекательность, описание Кантом радикального зла недостаточно полное. Конечно, хорошо отметить, что в человеке есть такие склонности, что присутствие других людей заставляет его проявлять конкуренцию и вести себя агрессивно. Однако
