Книга Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском - Юрий Михайлович Корольков

Заговорили все сразу, но сдержанно, почти шепотом. Послышался приглушенный смех — кого-то приняли в потемках за Юзефа. Кто-то чиркнул спичкой, и в ее лампадном свете делегаты увидели стоявшего среди комнаты улыбающегося, несколько растерянного Юзефа.

Конференцию вел Станислав — член Варшавского комитета партии.

— Товарищи, я предлагаю дальнейшее ведение конференции поручить товарищу Юзефу! — сказал он, когда все немного угомонились.

В темноте раздались одобрительные возгласы, и Станислав, нащупав руку Дзержинского, потянул его к себе и усадил на председательское место.

— Извините, что мы с Кубой своим внезапным появлением нарушили работу конференции, — послышался голос Дзержинского, — но уж если вы поручили мне вести ее дальше, разрешите сказать несколько слов. Главное теперь — оружие. Надо вооружить рабочих, готовить их к вооруженному восстанию. Царские подачки скоро иссякнут. Будем готовиться к революции. Наш лозунг — к оружию!

Предостережение о царских подачках подтвердилось раньше, чем можно было предполагать. На другой же день после того, как царский манифест дошел до Варшавы, конные полицейские и казаки разогнали социал-демократический митинг на Театральной площади. Конники яростно обрушились на демонстрантов, избив, изранив сотни людей.

А еще через неделю Королевство Польское вновь объявили на военном положении, словно бы и не было манифеста о гражданских свободах.

Продолжались и аресты, и разгон демонстраций, и стрельба в безоружных людей, и расправы с рабочими-забастовщиками.

Вырвавшись на свободу, Дзержинский все больше задумывался: почему же так безошибочно охранка наносит удары по революционному подполью?.. Он вспоминал недавние события в Пулавах, где все было так тщательно подготовлено к восстанию ново-александровского военного гарнизона. Это была заслуга Военно-революционного комитета социал-демократов. То было еще до царского манифеста. План разработали простой и дерзкий: захватить склады оружия, раздать крестьянам окрестных сел и вместе с солдатами поднять восстание.

Все подготовили так, как задумали. Даже подводы пригнали из деревень, чтобы забрать оружие. И вот — неудача, таинственная и непостижимая. Провал произошел в последний момент. Восстание готовил прапорщик Антонов-Овсеенко — его больше знали под кличкой Штык, — он едва избежал ареста. Юзеф и Барский, тоже находившиеся в Пулавах, спаслись чудом, сбежав из солдатских казарм.

То же самое случилось и в лесу, возле станции Демба-Вельки. Как охранка могла узнать, что именно там, на поляне, именно в тот день соберется партийная конференция? Кто направил туда полицейских?

Тревожили и события последних дней — опять произошли аресты курьеров, возивших нелегальную литературу из Кракова.

Трудно работать, не зная, откуда грозит опасность. Может быть, кто-то, подобно шпику Ставинскому, и сейчас сидит за одним с ними столом. О своих раздумьях Феликс не говорил ни с кем, кроме Кубы.

В разговорах с Ганецким они все чаще возвращались к волновавшей их теме. Прикидывали так и эдак и не могли найти ответа. Откуда им было знать, что в Санкт-Петербурге, в Департаменте полиции создан отдел, занимавшийся сыском и наблюдением за партией социал-демократов.

А между тем начальник Варшавского жандармского управления доносил в Санкт-Петербург, в Департамент полиции:

«Согласно сообщению вверенного мне охранного отделения, стало известно, что 17 июля текущего года из Варшавы на станцию Демба-Вельки прибудут поездом члены преступного сообщества под названием «Социал-демократическая партия Королевства Польского и Литвы», в количестве до семидесяти человек, для устройства в лесу сходки с социалистическими целями. Агентурные сведения указывали также, что в тот день туда должны прибыть руководящие работники партии для проведения там конференции социал-демократов...»

И еще одно, более раннее донесение:

«По агентурным данным, Феликс Эдмундов Дзержинский изменил подпольную кличку и стал называть себя именем Юзеф. В Ново-Александрии он образовал военную организацию и пытался провести вооруженное восстание с помощью рядовых солдат. Один из нижних чинов должен был взорвать динамит в офицерском собрании, после чего мятежники предполагали захватить склады оружия, раздать таковое прибывшим на полсотне подвод крестьянам и развезти оружие по деревням. В последний момент рядовой отказался взорвать динамит. Дзержинский, переодевшись в солдатскую форму, пришел в казарму с тремя единомышленниками и успел вооружить часть нижних чинов. Встретив в одной из рот сопротивление, он скрылся вместе с 4—5 солдатами...

Согласно тем же агентурным источникам, он, Дзержинский, и по настоящее время продолжает свою преступную деятельность в воинских частях, расквартированных в Привисленском крае. Узнав неизвестными путями о распоряжении из Санкт-Петербурга варшавскому генерал-губернатору господину Скалону — перебросить войска из Привисленского края для участия в подавлении революционных беспорядков в Москве и центральных губерниях империи, он и его единомышленники развили преступную деятельность в целях нарушения сего правительственного распоряжения путем агитации в войсках, демонстраций и забастовок на железных дорогах и в промышленных предприятиях».

Получалось, что охранка о многом знала через своих секретных осведомителей. Все теснее сжимала она кольцо вокруг революционного подполья...

Феликс Дзержинский и Яков Ганецкий были очень близки к действительности, когда предполагали, что где-то рядом с ними находится провокатор, связанный с варшавской охранкой.

2

Россия клокотала, и вот-вот мог грянуть революционный взрыв. Несколько недель, минувших после освобождения из тюрьмы, Феликс почти не бывал в Варшаве — то уезжал в Лодзь, то задерживался в Домброве, то ненадолго останавливался в Ченстохове, чтобы через день-другой снова быть в Ковно или на побережье. Готовилась политическая стачка.

Сложная обстановка складывалась в Домбровском бассейне. Казалось бы, все подготовили здесь для всеобщей забастовки. Ждали только сигнала. Ждали, собственно, не сигнала — примера: кто первый начнет. Так уж издавна повелось, что борьбу начинали доменщики, сталевары металлургического завода «Гута Банкова». Но последнее время на заводе происходило что-то неладное. Среди рабочих верховодили националисты-пилсудчики из ППС и никого не допускали на завод, в свою вотчину. Особенно это касалось социал-демократов: «чужаков» и близко не подпускали к заводским воротам.

Некогда отвлеченные споры переходили теперь в открытую борьбу. У ППС на все был готовый ответ. Касалось ли это поддержки революции в России или совместных выступлений польских и русских рабочих в Домбровском бассейне. «У поляков свои интересы, — твердили они. — Какое нам дело до москалей!»

— Ну и что будем делать? — спросил Феликс, когда члены районного комитета социал-демократов рассказали ему о положении в Домброве.

— Вот то-то и оно, что делать... Сами ломаем головы.

— Ну а рабочие-то сами как на все смотрят?

— Понимают... С каждым в отдельности поговоришь — согласны. Кто ж возразит против того, что за рабочие права надо вместе бороться! Но все это за заводскими воротами. А на заводе — дело другое...

А если обойтись без ППС? Собрать митинг и поговорить с рабочими?..

— Как с ними поговоришь? Не пускают!