Книга Волчья сотня - Наталья Александрова

Май-Маевский поднялся из-за стола – большой, тучный, громоздкий,с некрасивым, но мощным одутловатым лицом. Он остановил адъютанта короткимжестким окриком:

– Молча-ать! – И тут же продолжил гораздо мягче,но столь же решительно: – Павел Васильевич, вы что же панике поддаетесь? Выдолжны ее пресекать, излучать уверенность в наших силах!

– Виноват, ваше превосходительство. – Макаровопустил глаза.

Генерал сел и уже совсем спокойным, деловым голосом началдиктовать приказы:

– Весь мой штаб – на позицию. Все интендантские службы– под ружье и на позицию.

– Трудненько будет… – позволил себе репликуМакаров.

Генерал снова вызверил лицо и рявкнул:

– Пусть кто-нибудь попробует увильнуть! Подтр-рибунал! – И снова продолжил спокойно: – Выздоравливающих в госпиталяхсрочно вооружить – и на позицию. Теперь распорядитесь, чтобы мне подали ккрыльцу автомобиль… открытый автомобиль! Непременно открытый! И соедините менясрочно с генералом Эрдели.[11]

Час спустя от крыльца резиденции командующего отъехал черныйоткрытый «рено».

Хорошо знакомый всему городу, Владимир Зенонович громоздилсяна заднем сиденье, решительный и спокойный. Автомобиль сделал несколькозамысловатых петель по центральным улицам города, и охватившая было обывателейпаника сама собой начала спадать. Генерал здесь, генерал спокоен, генералзнает, что делает.

Пока командующий производил эту демонстрацию, корниловцы,цвет и гордость Добровольческой армии, теряя людей, теряя надежду, щедропроливая свою и чужую кровь, держали оборону на подступах к городу.

Махновцы, превосходившие их численностью в десятки раз, шлив атаку волна за волной, как море атакует берег, – и так же откатывалисьназад, неся страшные потери. Конная атака захлебнулась, остановленнаяпулеметами, и теперь на позиции корниловцев наступали отряды перешедшего насторону Махно «французского корпуса».[12] Это были хорошие,опытные солдаты, не чета необученным крестьянам.

– Еще одна такая атака, и от нашей роты не останетсядаже воспоминаний, – сказал, приподнявшись над бруствером окопа, поручикСеливанов, за смертью всех остальных офицеров командовавший третьей ротойкорниловского батальона, – похоже, мы так и не дождемся подкреплений…

– Ваше благородие, кажись, идут! – Унтер-офицерШаньгин дотронулся до плеча поручика и показал ему на приближающуюся со стороныгорода разномастную неровную колонну.

– Бог мой! – Селиванов едва не расхохотался,несмотря на серьезность положения, – где только они раскопали таких вояк?

Во главе с прихрамывающим офицером – артиллеристом, спешновыписанным из госпиталя, – приближалась толпа штатских, изо всех силпытающихся держать строй. Какой-то немолодой барин в дорогой тяжелой шубе шел,опираясь на трехлинейную винтовку, как на трость. Остальные были ничуть нелучше.

– Господин поручик! – обратился артиллерист к Селивановукак к старшему на позиции. – Штабс-капитан Стеклов, прибыл в качествеподкрепления с отрядом мобилизованных из числа городских жителей в количествеста штыков.

– Ох уж и подкрепление, – тяжело вздохнулпоручик, – хоть патроны-то есть, господин штабс-капитан?

– Есть, по двадцать патронов на брата.

– Богато! А стрелять ваши орлы умеют?

– Сказали, что умеют, – с сомнением отвечалСтеклов, – но, судя по тому, как обращаются с оружием…

– Ладно, – махнул рукой Селиванов, – некогдаразговаривать. Занимайте в окопах места убитых, будем отбиваться.

Штатское подкрепление расползлось по окопам, в ужасе косясьна трупы корниловцев и залитые кровью откосы.

Со стороны махновцев неумолимо надвигалась черная цепьпехоты.

– Штабс-капитан, – безнадежным голосом сказалСеливанов, – умоляю, объясните вашей инвалидной команде, чтобы не стрелялибез приказа, не тратили зря патронов. Вы ведь артиллерист, сами понимаете, какважно дать своевременный залп!

– Я-то понимаю, – поморщился Стеклов, – но высами видите, что у меня за сброд. – С этими словами он побежал,пригнувшись, по ходу сообщения.

В небольшом домике на одной из тихих уютных улочек Ценскасобирались гости. В этом, казалось бы, не было ничего необычного, но стороннийнаблюдатель, если бы таковой нашелся, мог бы заметить, что гости сходились поодному, оглядываясь по сторонам, словно проверяя, нет ли за ними слежки,внимательно смотрели на окна домика, как будто искали в них какой-то условныйзнак, а поднявшись на крылечко, стучали в дверь определенным, специальнымобразом – стукнет три раза, подождет и еще один раз стукнет.

Когда сбор гостей закончился и хозяйка принесла чай, высокийхудой длинноусый господин прищурил один глаз и ткнул пальцем в сторонуподвижного как ртуть пузатого коротышки в очках с маленькими, очень выпуклымистеклами:

– Ну что, господин Кулябко, доигрались? Завтра у нас поулицам будут разгуливать махновские бандиты!

Господин Кулябко всем корпусом развернулся к своемудлинноусому обвинителю и ответил неожиданно высоким, визгливым голосом:

– А вам милее бандиты деникинские?

– Деникин хотя бы не грабит моего магазина, а ужмахновцы-то не преминут воспользоваться плодами победы…

– Вы, господин Лозовой, кроме своей лавки, ничем уже недорожите!

– У меня, позвольте заметить, не лавка, а первоклассныйкондитерский магазин! Лучший в городе!

– И что же – вам этот магазин дороже судьбы родины?

– Это спекуляция, Кулябко! Я не понимаю, как связанысудьбы родины с разграблением моего магазина! Я пожертвовал бы магазином, еслибы это действительно могло приблизить независимость Украины, но вовсе не хочу,чтобы победили эти сиволапые махновские бандиты!

– Не беспокойтесь, с батькой Махно СимонВасильевич, – назвав это имя, Кулябко воздел взор к потолку, едва неуронив очки, – Симон Васильевич сладит! Сейчас для нас важно, чтомахновские, как вы изволили выразиться, бандиты изрядно портят кровь господинуДеникину…

– При Деникине хотя бы обеспечен порядок! –прервал говорившего Лозовой, нервно ухватив себя за длинный ус.

– Вам прекрасно известно, что только негибкая политикаДеникина привела его к открытому столкновению с Петлюрой! Господин Деникин,которому вы так явно симпатизируете, не хочет даже обсуждать вопрос онезависимости Украины! – Кулябко побагровел от возмущения и, кажется, ещебольше раздулся. – Он воображает, что живет все еще в Российской империи,и не хочет замечать происходящих перемен! Центральная Рада[13]для него – пустой звук, Симона Васильевича он не признает… Какие с ним могутбыть антимонии? Всякий, кто враг Деникину, – наш потенциальный союзник.Поэтому, как вы знаете, мы поручили нашему человеку передавать людям Махнооперативную информацию, которая помогла бы в его борьбе против великодержавныхагрессоров.