Книга Отец моей малышки... за кафедрой! - Лючия фон Беренготт

Она записывает данные с камеры на свой телефон! – понимаю вдруг сквозь панику. Это же идеальное доказательство, если я поймаю ее с поличным, пока не успела стереть! Да, Алла, возможно, будет опасна даже в тюрьме, но с таким доказательством ее можно шантажировать, заставить уехать из страны – да мало ли что…

– Позволь мне еще раз поговорить с Лилей! – умоляю, глазами шаря по обширному холлу и пытаясь вспомнить, где я был с завхозом. – Клянусь, я скажу ей все, что ты хочешь…

Точно! Ищу глазами и бегу в сторону лестницы в цокольный этаж. Лиля должна, обязана быть рядом с Аллой – особенно, учитывая, что она собирается травануть их чем-то по воздуховоду!

– Хорошо… – милостиво соглашается моя бывшая любовница. – Но имей в виду – это твой последний шанс. Если скажешь хоть одно слово, которое мне не понравится, я отключу вас друг от друга навсегда и с удовольствием буду наблюдать за моими подопытными крысками.

Сдерживая дыхание – чтобы не было понятно, что я иду, а не сижу в кресле – я вышагиваю по пустому и гулкому коридору в сторону единственного места, с которым у меня ассоциировалось постукивание в телефоне.

И одновременно, скрепя сердце, говорю вновь ответившей на телефон Лиле.

– Детка, я должен сказать тебе… Прости, но мы не можем быть вместе. Я... поторопился.

Лиля

– Тихо, тихо… Все будет норм… Я говорил тебе, что твой бывший – сволочь? Говорил? А ты глупая купилась. На вот, попей водички…

Сквозь слезы я почти ничего не вижу, но Андрей сует мне полупустую бутылку минеральной воды в руку. Откручиваю крышечку и ненадолго припадаю, делая несколько коротких, жадных глотков.

Вода со странным, немного горьковатым вкусом приятно освежает воспаленное от рыданий горло. Да и рыдания уже сами по себе затихают – разве что судорожные всхлипы все еще встряхивают тело.

И вместо слез накатывает разочарование. В себе.

Как же я позволила себе снова так ошибиться? Как умудрилась наступить еще раз на все те же грабли?

–  Он испугался, потому что ты так быстро согласилась, – снисходительно объясняет Андрей, приобнимая меня за плечи. – Мужчина же охотник по сути. Вот ты и стала ему неинтересна.

Звонит его телефон, прерывая его успокоительные речи, но он не отвечает и, вытерев слезы, я вижу, как он недовольно морщится.

– Что ей надо, этой… – нажимает что-то и прячет телефон в задний карман джинсов.

– Кто это? – всхлипнув, спрашиваю.

– Да, неважно… – отмахивается он и снова прилипает ко мне – довольно настойчиво, как я замечаю. Я невольно дергаюсь, высвобождаю плечо от его руки.

– Не надо, Андрей, не сейчас. Только вот твоих приставаний мне и не хватало...

В памяти вспыхивают картины из сегодняшней ночи и слезы снова накатывают, затмевают мой взор. Рыдания сотрясают плечи – как же я теперь жить-то буду после такого предательства? Но я-то ладно, переживу как-нибудь… Но как объясню все Масюне? Вот же где травма на всю жизнь…

Был папка да сплыл. И снова мы с ней одни.

Возможно, это и к лучшему, что Зорин признался сразу, без затягиваний. Как обрубил. Возможно, потом было бы тяжелее – хотя сейчас кажется, что куда уж тяжелее?

В неутешимом своем горе я не замечаю, как Андрей оставляет меня, и обращаю на него внимание, только когда он у двери – колотит в нее кулаком.

Промаргиваюсь от слез, гляжу на него, недоумевая.

– В чем дело?

– Да как-то дверь заперлась… Хрен пойми, что происходит. Алла! А ну открой! Сдурела она, что ли…

Мои глаза округляются, сердце пропускает удар, а мозг отказывается понимать, то, что я только что услышала. Медленно-медленно я поднимаюсь со своего места за столом.

– Алла?! Так ты связан с этой… О, боже, какая же я дура! – подскакиваю, как будто меня ошпарили, и в ужасе бросаюсь к двери.

На удивление, несмотря на страх, мое сердце ликует – так вот что произошло! Меня не бросили, не предали! Все это – часть изысканного в своей жестокости Аллиного плана!

Саша не передумал! Его просто заставили, напугали тем, что со мной что-то произойдет!

Или… или с Масюней.

Сердце снова покрывается коростой страха. А вдруг она похитила мою дочь и шантажирует его ей, а не мной? Я присоединяюсь к Андрею, отпихиваю его и, борясь с нарастающей паникой, дергаю за ручку двери. Действительно, заперто!

– Как ты мог?! Ты… с ней… – пыхтя, продолжаю дергаться и толкаться в дверь. – Она же сумасшедшая… Идиот…

– А ты… ты предательница! – возмущенно шипит он, отталкивая меня и занимая мое место у двери. – Как появился кто получше, так сразу хвостом вильнула!

– Он не кто получше! Он – отец Маши! И я… я его люблю! – мы снова меняемся местами. – А ты – идиот! Что она тебе наплела? Что я останусь с тобой, если он меня бросит?

– А что тут идиотского? – орет Андрей. – Прекрасный план! Был!

– Ага. Был да сплыл, – подтверждаю язвительно. – Ты вообще в курсе, что у нас двадцать первый век на дворе и все эти хитроумные интриги обречены на провал, хотя бы потому что есть интернет и мобильные телефоны? Хочешь головой поехать, как твоя обсессивная напарница? Но она-то хоть по большой любви, а ты куда? Ты ж завтра уже поедешь в клуб и вернешься с новой «настоящей любовью»! Что я тебя, не знаю, что ли?

И тут вдруг, несмотря на страх и всю неопределенность ситуации, меня раздирает каким-то совершенно истерическим смехом.

– А ты все-таки идиот, Андрей… И Алла на это, мне кажется, не рассчитывала. Как ты мог так опростоволоситься и выдать ее? Ты же ей всю малину испортил! Она ж тебя живьем сожрет…

Меня просто складывает от смеха. Причем краем мозга я понимаю, что смеяться тут особо не над чем – ситуация аховая, и неизвестно, что эта гадюка еще могла напридумывать. Ведь не зря же она заперла нас здесь! К тому же Масюня может быть в опасности…

Но не смеяться я не могу – такое ощущение, что меня накачали увеселительным газом, как когда-то при лечении зуба.

Уже рыдая от смеха, я сползаю по двери на пол… и вдруг задыхаюсь и хриплю – на моей шее смыкаются руки.

– Ты… – глаза Андрея ужасно близко – так близко, что я вижу свое отражение в его расширенных, потемневших зрачках, окруженных полопавшимися сосудами. – Ты… смеешься надо мной… сука… продажная дрянь… Убью!

– Я не… хотела… пусти… – в глазах моих темнеет, остатки воздуха застревают в легких, разрывая их болью. – Андрей… Что ты делаешь…

Я пытаюсь оторвать его руки на своей шее, и на мгновение мне это удается, что позволяет хватануть ртом воздуха еще на пару секунд… Но пальцы снова сжимаются – крепче прежнего сдавливая трахею…

Он убьет меня… отвлеченно понимаю, глядя в уже совершенно безумные, черно-красные глаза. Задушит прежде, чем сюда доберется мой любимый.