Книга Этюд в черных тонах - Хосе Карлос Сомоса

— Но если вы полагаете, что подкупили меня и можете теперь сидеть в потемках… — Я прошла к окну. — Я прервала ваши скрипичные упражнения?

— Нет.

Краткость ответа меня насторожила.

— Так, стало быть, вы размышляли об убийствах.

— И снова нет, мисс Мак-Кари, я беседовал.

Я прищурилась и внимательно оглядела моего пансионера: обычная поза, одна рука поверх другой, двухцветные глаза открыты. Еще одна ступенька на спуске в безумие, подумала я.

— Ах, мистер Икс, ради бога…

— Холмс, пожалуйста.

— Как угодно. Вы вели беседу с кем-то невидимым?

Он улыбнулся в ответ:

— Мисс Мак-Кари, мы все разговариваем с невидимками. Вы, наверное, имеете в виду, реален ли мой собеседник, и хотя ответ тоже может зависеть от разницы в обстоятельствах и дефинициях, в данном случае даже самые строгие психиатры признали бы, что в моем собеседнике собраны все черты, потребные в мире здравомыслящих людей, чтобы удостоверить своею печатью обычный ход вещей… — Я уже собиралась сказать, что ничего не понимаю, когда он коротко закончил: — Ну ладно. Выходи.

Я услышала шум за спиной. И обернулась. Штора взбухала.

6

Наступил еще один момент безумной жизни мистера Икс. Один из многих.

В мозге встречаются — я в этом убедилась — такие же узлы, как и в пищевом тракте. Иногда нам трудно глотать, а иногда — думать, и причины тут сходные: одно цепляется за другое и в результате случается затор. Я смотрела, как взбухает штора, и даже не знаю, о чем я думала.

Убийца.

Шпингалет воплотился и вырос.

А потом мысли мои разом восстановили равновесие. Даже раньше, чем закончилось приветствие.

— Здра-ра-ра-сте, мисс-сс…

7

Дэнни Уотерс улыбался во весь рот, но в глазах его застыл страх. Таким я вижу его и теперь, когда пишу эти строки.

Мальчик улыбался и возвещал своей улыбкой, что существует лучший мир, уготованный для всех, даже для таких детей, как он, однако пока что нам следует довольствоваться жизнью в долине теней, залегших в его взгляде, и не полагаться на солнце редких улыбок. Мы оба сказали «ой». Выглядело все это — как мне сейчас кажется — слегка комично, хотя я и описала нашу встречу в захватывающей манере. Дэнни в лохмотьях, грязь на его золотистых волосах, царапины на ногах, запавшие от голода и усталости глаза, но, главное, эта красноречивая улыбка: «Мисс Мак-Кари, это я, бояться нечего».

Я поняла, что шум, который я слышала, открывая дверь, производил прячущийся Дэнни.

— А где же… Где твои друзья? — Я поднесла руку к груди (это самый обычный жест, как будто мы боимся, что сердце возьмет и выскочит), постепенно приходя в себя.

Хуже всего было то, что и Дэнни был перепуган моим испугом.

— Они не придут, я вызвал только Дэнни, — сообщил мистер Икс.

— Вызвали? Значит, теперь вы их вызываете?

— В исключительных случаях я умею это делать. Джимми Пигготу не нужно слишком далеко ходить, чтобы переговорить с другими юными борцами и оставить сообщение для Дэнни.

— Мальчик сильно рисковал, пробираясь сюда в этот час.

Вечер только начинался, снаружи было еще светло. А теперь я заметила, что и стул не подпирает дверь.

— Дэнни явился именно в это время, потому что ночью он выступает и… спасибо, мисс Мак-Кари, хорошо, что вы переставили стул, этот наш маленький сигнал тревоги, а теперь давайте послушаем Дэнни, он как раз рассказывал мне о своей дружбе с Элмером Хатчинсом. Дэнни, ты не мог бы повторить самое важное для мисс Мак-Кари?

У меня возникло другое предложение:

— Дэнни, не хочешь ли выпить стакан воды? Или что-нибудь съесть?

— Мисс Мак-Кари, у нас нет времени на…

— Прошу прощения, сэр. — Обнимая несчастного паренька и подводя его к подносу с вечерним чаем и булочками, я испепеляла моего пансионера взглядом. Неужели он, такой проницательный, даже не заметил, как взгляд его бедного информатора перебегает с него на поднос, а с подноса на меня, как Дэнни разрывается между тремя искушениями, а что для него важнее — этого он нам никогда не скажет. — Дэнни, ешь все, что захочешь. А вот тебе чай и вода.

Мистер Икс погрузился в обвиняющее молчание. Это его молчание обладало весьма действенным эффектом: Дэнни жевал — бедное создание, — пил, но при этом все больше торопился, чувствуя себя одиноко и неловко в этой безмолвной комнате. Я все-таки постаралась выступить в роли противовеса, предлагая мальчику новые угощения и оставляя ему время на искренние, но небыстрые ответы. В конце концов с едой было покончено. И вот, когда мальчик встал перед нами и начал рассказывать свою историю, я кое-что поняла про Дэнни Уотерса.

Я уже упоминала о его красоте, однако было и нечто иное, что оставалось незамеченным, пока Муха и Паутина крутились рядом с ним, невольно превращаясь в главных героев. Но теперь, когда он был один, я поняла, что Дэнни совсем на них не похож. Он мог водить дружбу с детьми улицы, и я не хочу сказать, что его собственная жизнь складывалась лучше, однако, когда этот косноязычный паренек — как сейчас — получал главную роль, он превращался в неповторимый и притягательный центр внимания.

Дэнни был ребенок театра.

Его лицо, его манера держаться. Ну как вам объяснить? Если вы видели театральных людей — а вы, я так думаю, их когда-нибудь да видели, не важно, откуда вы родом и в какую эпоху читаете это нескладное повествование, — вы сможете меня понять. Дэнни был не очень высок, но сложен гармонично. И даже грязь на нем смотрелась как один из необычных нарядов, которыми артисты пользуются не только на сцене. Дэнни казался одновременно хрупким и сильным, слабым и полным жизни, чувствительным и холодным. Но главное — в нем была воля. Когда Дэнни оказывался хозяином положения (хотя бы ненадолго), эта воля пробивала себе дорогу через каждый оборванный слог его речи; и трудно было отвести глаза от его лица, от соразмерности его рук, ног и жестов. При нашей первой встрече я пришла к выводу, что Дэнни пользуется успехом на аренах из-за царапин на ногах, но то было глупое и поспешное заключение. У любого уличного мальчишки ноги покрыты царапинами! Теперь я видела в Дэнни совсем иные качества: его превосходство над любым повреждением тела, прочнейшие доспехи его красоты под светлыми, по-приютски подстриженными волосами. Его искусство. Дэнни был человек театра. По-другому держаться он и не мог. Такие люди умеют себя показать. Умеют нравиться. К тому же от самой драмы, которую он для нас представлял, захватывало дух.

История появлялась постепенно, я видела, как она движется, спотыкаясь на ходу, — я спокойно дожидалась, пока мимо меня проедет кавалькада старых лошадей.

Дэнни познакомился с Хатчинсом в театре «Милосердие», но там мальчику доставались только роли в массовке. Как и многим другим, ему пришлось зарабатывать на жизнь в подпольных представлениях, главным образом на аренах. Вообще-то, это не такая позорная работа, как обыкновенно считается. Схватки на арене — вовсе не схватки, они постановочные, «артистичные», иные больше напоминают обрядовые танцы, в которых почти не прикрытые — а чаще и совсем неприкрытые — тела мальчиков и девочек предстают в таких позах, которые по-настоящему возбуждают публику определенного сорта в силу скандальности этих движений, этого балета сплетенной кожи, который иногда приводит к непритворным травмам — из-за неосторожности… или из-за больших денег.