Книга Тени тевтонов - Алексей Иванов

…Тот Мариенбург, в котором он встретил Марию, был летним и жарким. Здесь пахло травой и свежим кирпичом, смеялись и влюблялись студенты, а солнце сверкало в цветных витражах. Но всё развеяла война. И нынешний Мариенбург был увешан кровавыми знамёнами со свастикой. На валу фон Плауэна стояли зенитные батареи, из широких ворот Карвана торчали рыла бронетранспортёров, мимо Лихновской башни катились эшелоны с танками, укрытыми брезентом, и перед Дворцом магистров офицеры вермахта каждый день принимали присягу новобранцев. А ночью лучи прожекторов шарили по низким тучам. На мостах стояли часовые. По стенам ходили патрули. Однако никакая охрана не могла справиться с призраками былого. Тени рыцарей скользили сквозь аркады. Над Мариенбургом мелькали тёмные крылья зла.

Доктор Шмидт, теперь сама любезность, открыл Клиховскому архивы Ордена, хранившиеся в замке. И Клиховский наконец-то нашёл в документах уже знакомые имена: Хубберт Роттенбахский, Рето фон Тиендорф и Ульрих Червонка. Но понять судьбу Лигуэта древние записи ему не помогли.

Он проработал в замке до 20 апреля – до дня рождения фюрера. В этот день в большой трапезной традиционно проводили церемонию приёма в гитлерюгенд: мальчики вступали в Юнгфольк, девочки – в Юнгмедельбунд. С утра у Новых ворот – ворот Гинеденбурга – объёмистые автобусы «бюссинги» высаживали опрятно одетых детишек под присмотром школьных учителей. Над замком из репродукторов звенело «Наше знамя реет впереди». Ясноликие юнкеры из «орденсбурга» принимали группы и вели на экскурсию по замку. Детишки с восторгом смотрели на древние башни, стены, бойницы и рвы. Облака плыли над бургфридом. Юнкеры рассказывали, как гордый Орден победно шагал по языческим чащам Польши, Пруссии и Литвы. Клиховский почувствовал, что нацисты отняли у него не только будущее, но и прошлое.

А вскоре ему приснился Козловский. Они опять были в Данциге – сидели на набережной в том же кафе с полотняной крышей. Над могучим Журавом летали чайки, по Мотлаве мимо высоких амбаров-шпайхеров плыли светлые прогулочные судёнышки, оркестрик наигрывал «Лили Марлен». Козловский мягко улыбался. И говорил он во сне совсем не то, что говорил при встрече.

– Мы больше не увидимся, Вицек. Во всяком случае, наяву.

– Почему? – насторожился Винцент.

– Я погиб. В Берлине при бомбардировке. Что поделать, мне не повезло. Но ты не прекращай поиски Лигуэта. Попробуй в замках Восточной Пруссии.

– А какое вам теперь дело, дядя Леось? – усмехнулся Клиховский.

– Мне – никакого, я мёртв, – лукаво согласился Козловский. – Но считай, что ты – это Каетан, а я – Бафомет.

* * *

Замок Рагнит и замок Мемель, Лабиау, Тапиау и Гермау… Клиховский ездил по городам Восточной Пруссии, которые после падения Мариенбурга остались под властью Тевтонского ордена, и перебирал архивы магистратов, но чувствовал, что это бесполезно. Орден спрятал Лигуэт так, чтобы никто и никогда не нашёл его, и потому не стоит рассчитывать на какие-то записи.

В ратуше Инстербурга не сохранилось ни одной бумаги времён Людвига фон Эрлихсхаузена. Архивариус выдал Клиховскому увесистый фолиант XVIII столетия с экстрактами орденских документов XV века; сами документы давным-давно были перевезены в Кёнигсберг. Клиховский листал книгу, не надеясь на удачу. За соседним столом что-то читал и делал выписки некий пожилой господин в очках. Клиховский поймал его осторожный взгляд.

Господин в очках дождался Клиховского у выхода из ратуши.

– Конрад Хаберлянд, – представился он, приподняв светлую летнюю шляпу. – Бывший бургомистр города Пиллау, а ныне – его летописец.

– Да, я читал вашу книгу, – припомнил Клиховский. – «Морской город Пиллау и его гарнизон» – так, если не ошибаюсь?

– Всё верно, – подтвердил польщённый Хаберлянд. – Простите, что лезу не в своё дело, но вас интересует магистр Людвиг фон Эрлихсхаузен?

– Почему вы спрашиваете? – удивился Клиховский.

– Я изучаю судьбу мессира де ля Кава, коменданта крепости Пиллау. Вы удивитесь, но ваш магистр и мой мессир странно связаны друг с другом, хотя и разделены двумя веками. Возможно, вы объясните мне характер этой связи.

– Вы говорите слишком расплывчато, – заметил Клиховский.

– Дело в том, что де ля Кава считали безумцем. По преданию, он лишился рассудка, когда открыл склеп, запечатанный магистром фон Эрлихсхаузеном.

Клиховского словно умыли холодной водой.

– Я хочу знать эту историю, – твёрдо сказал он.

– Прогуляемся? – предложил Хаберлянд.

Пьер де ля Кав жил во второй половине XVII века. Гугенот, он бежал из Франции и поступил на службу к прусскому курфюрсту. Курфюрст назначил его комендантом крепости Пиллау. Пруссия решила завести морской флот, и де ля Каву поручили реконструировать Шведскую цитадель, которая охраняла пролив и гавани. Мессир принялся за дело с недюжинным рвением. Для крепости требовались камни и кирпичи, и де ля Кав приказал разбирать на стройматериалы старинные орденские замки в Лохштедте и Бальге. В подвале Бальги работники наткнулись на замурованный склеп с печатью магистра фон Эрлихсхаузена. Де ля Кав бестрепетно сломал печать и спустился в гробницу.

– Он вышел обратно живым и невредимым, но с белой головой, – рассказывал доктор Хаберлянд. – И с тех пор начал проявлять болезненный интерес к смерти. Точнее, к существованию человеческого тела после смерти.

Хаберлянд и Клиховский неторопливо шагали по тротуару мимо витрин и полотняных навесов летних кафе, где за лёгкими столиками сидели офицеры с подругами. По мостовой катились блестящие «опели» и «хорьхи», изредка, притормаживая, проезжали большие армейские грузовики в камуфляже.

…В Пиллау шептали, что комендант увлёкся каббалой. В городе пропали несколько девушек; вестовые утверждали, что видели, как комендант сжигает в камине женские платья. По приказу де ля Кава в недрах цитадели соорудили тайную крипту. В ней, по слухам, и находились забальзамированные тела исчезнувших девушек – это был загробный гарем коменданта. Пьер де ля Кав распорядился, чтобы после смерти его тоже положили в том склепе: якобы он всё равно будет жив. Мессир повелел, чтобы гарнизонный барабанщик по утрам бил побудку над склепом и возглашал: «Подъём, господин комендант!»

– Я думал, что это легенда, – говорил Клиховскому Хаберлянд. – Однако шесть лет назад я нашёл склеп мессира! Туда вёл подземный ход из кирхи!

Склеп оказался пустым. Но загробный гарем коменданта не был сказкой. Де ля Кава наградили имением Дидлаккен близ Инстербурга, и здесь мессир тоже построил кирху и склеп, а в склепе упокоились две его жены. Жители Дидлаккена были уверены, что комендант сам умерщвлял своих жён и затем производил с их трупами некое действо, которое останавливало естественный распад. Покойниц де ля Кав уносил в подземелье на руках, словно невест.

– И чем закончил этот естествоиспытатель? – спросил Клиховский.

– Восьмого мая тысяча шестьсот семьдесят девятого года слуга нашёл Пьера де ля Кава в постели мёртвым. Мессир сам по доброй воле совершил с собой то страшное действо, которому подвергал трупы своих жён.