Книга Подружка невесты - Рут Ренделл

Как можно утверждать, что твои знакомые не убивают? Ведь все убийцы являются самыми обыкновенными людьми, пока не совершат преступление. Они не все бандиты или маньяки. А если кто-то и такой, то его сумасшествие или пренебрежение законами общества прячется под маской нормального человека. В общении они такие же, как и все остальные.

Сколько раз он читал в книгах или газетах о женах и подругах убийц, которые заверяли, что понятия не имели, каким их близкий человек был на самом деле, что им и в страшном сне не приснилось бы, что в их отсутствие он может совершить подобное. Но Сента такая миниатюрная, добрая, совсем как ребенок. Порой, если это не было время лекций о могуществе и волшебстве, она разговаривала как семилетняя или восьмилетняя девочка. Ее ладонь помещается в его ладони! Филипп представил себе, как Сента подходит к мужчине, всхлипывая от боли и страха, поднимает к нему лицо и просит его посмотреть, что у нее с глазом. Эта картину он видел, стоило только прикрыть веки. Когда он разворачивал газету, этот образ проступал сквозь фотографии и колонки текста. Он вспоминал, как Сента пришла в свою комнату в кепке и красной блузке, и теперь ему казалось, что он видел на этой блузке пятна. Несомненно, на плече было пятно крови.

Мужчина доброжелательно наклоняет голову и смотрит, что у нее в глазу. Возможно, просит разрешения прикоснуться к ее лицу, чтобы оттянуть нижнее веко. Как только он приближается, чтобы вынуть песчинку или ресничку, она выхватывает стеклянный кинжал и вонзает со всей своей детской силой ему в сердце…

Кричал ли он? Или только простонал, согнулся, колени его ослабели и он, прежде чем упасть, в последний раз посмотрел на нее в ужасном недоумении, с мучительным вопросом в глазах? Кровь забила струей, забрызгала ей плечо. А потом собачка, маленький черненький скотч-терьер, подбежала и стала лаять, потом лай перешел в вой.

Хватит, хватит, говорил себе Филипп, как всегда тщетно пытаясь остановиться, если фантазия уводила в этом направлении. Гарольд Майерсон — вот как его звали, Гарольд Майерсон. Ему было пятьдесят восемь лет. Он из Чигвелла, но это совпадение. Тысячи людей живут в Чигвелле. Филипп подумал, можно ли пойти в полицию и разузнать о Гарольде Майерсоне. К примеру, где он жил, его точный адрес. В газетах об этом никогда не пишут. Но такой визит в полицию и подобные расспросы покажутся странными. Они захотят узнать, почему он спрашивает. Запишут его имя, его запомнят. И это может привести полицию к Сенте.

Ты ведь и в самом деле веришь, что она его убила, сказал внутренний голос. В самом деле. Ты просто не способен посмотреть правде в глаза. Убийце не обязательно быть большим, сильным и крепким. Убийца может быть маленьким и хрупким, дети тоже убивают. Например, какое-то из боевых искусств учит нападающего извлекать преимущество из собственной слабости, чтобы воспользоваться силой жертвы. Когда к человеку обращаются, показывая рану, когда просят о помощи, доброта и жалость притупляют его осторожность.

И тут обнаружилось еще кое-что, что прежде не приходило Филиппу в голову. А если Джерарда Арнэма вообще звали не так? Движение замерло, зажегся красный. Что, если на самом деле он был Гарольдом Майерсоном, а матери назвал выдуманное имя, чтобы потом, когда понадобится, было легче от нее уйти? Беспринципные люди могут так поступить, а Арнэм как раз беспринципный, он обманывал Кристин, говоря, сколько пробудет в Америке, а потом бросил ее.

Чем дальше Филипп обдумывал эту версию, тем больше в нее верил. В конце концов, он ведь никогда не проверял, истинное ли это имя — Арнэм. Он не нашел Арнэма в телефонном справочнике, он никогда не слышал, чтобы кто-то, кроме матери, звал его так. Филиппу стало нехорошо. Он захотел было выскочить из машины, бросить ее, как есть, на середине Эджвер-роуд и убежать. Но куда? Нет такого места, куда можно уйти и не вернуться. Некуда спрятаться от Сенты, невозможно от нее отделиться.

Арнэму может быть пятьдесят восемь. Некоторые люди выглядят моложе своих лет. А то, что Арнэм сказал Кристин, что ему пятьдесят один, еще ни о чем не говорит. Ни для кого не секрет, что он лгал ей. Он же солгал, пообещав, что позвонит по возвращении из Америки. Миниатюрной Сенте человек ростом пять футов покажется высоким. Он, Филипп, в котором больше шести футов, возвышался над ней. А собака? Он уже об этом думал: собака принадлежит миссис Арнэм, миссис Майерсон.

Это Уголек, пес Воришки.

Рой снова был в хорошем настроении. Видимо, потому, что Оливия Бретт дважды звонила и спрашивала Филиппа.

— И не по имени, заметь, — говорил Рой. — «Позовите, пожалуйста, того ужасно милого и аппетитного мальчика со светлыми вьющимися волосами» — вот как она сказала. О, возьми меня, глупыш, как мне повезло!

— Что ей нужно?

— Ты меня спрашиваешь? В твоем возрасте сам должен знать. Полагаю, она тебе покажет, если ты заскочишь к ней в Хайгейт, когда солнышко скроется.

Филипп терпеливо повторил вопрос:

— Что, она сказала, ей нужно?

— В двух словах: можешь ли ты приехать посмотреть, как будет продвигаться дело, когда рабочие начнут ремонт. Не я, не какой-то другой парень, менее приятный на вид, а именно ты — вот что имела в виду эта милашка.

Филипп редко вливался в толпу, наводнявшую во время обеденного перерыва пабы и кафе в этой части старого Лондона. Как правило, по пути к очередному заказчику он останавливался перекусить где-нибудь на окраине. Но сегодня он не позавтракал и был очень голоден. Прежде чем отправиться в Кройдон, а это путь неблизкий, нужно основательно подкрепиться. Пара гамбургеров или сосиски с жареной картошкой. Филипп должен отвезти в Кройдон две вешалки для полотенец в картонных коробках, взамен сломанных. Что ж, их можно взять с собой и положить в багажник.

В этом районе были только офисные здания. Проезды и узкие улицы вели к автомобильным стоянкам и складским помещениям. Только одна старая улочка сохранила свой изначальный облик: ряд домов, реликт георгианской эпохи, с тремя магазинчиками, пристроенными в конце. Сами магазины не старомодные; это были скорее современные ловушки для туристов, которые, вероятно, могут пройти мимо, идя на станцию «Бейкер-стрит». Вернувшись с парковки и направляясь в кафе, где, как ему казалось, уже нет страшного наплыва обедающих, Филипп вышел из одного такого проезда через арку на старую улицу, которая будто нигде не начиналась и нигде не заканчивалась.

Он часто ходил этой дорогой, но никогда даже взгляда не бросал на магазины и не сказал бы, что там за товары в витринах. Но теперь его внимание привлекло поблескивание красного и синего стекла, и он задержался, чтобы взглянуть на фужеры, кувшины и вазы, расставленные на полках.

В основном это было венецианское стекло. На переднем плане он увидел стеклянные серьги, ожерелья из стеклянных бусинок, за ними стояли стеклянные животные: скачущие лошади, танцующие собаки и кошки с длинными шеями. Но вглядываться пристально, почти скептически Филиппа заставил — а он, наверное, даже не осознал, что заметил этот предмет сразу, — стеклянный кинжал.

Он стоял в левой части витрины, его держали (в целях безопасности, или, возможно, потому, что этого требовал закон, или просто на всякий случай) в футляре, правда, не стеклянном, а пластиковом, но пластик этот напоминал стекло. Кинжал был полупрозрачный, немного матовый. Лезвие длиной в десять дюймов, крестовина рукоятки шириной в три дюйма. Филипп не мог оторвать от кинжала взгляд, поначалу не веря своим глазам, а потом чувствуя болезненное узнавание. Еще пять дней назад он и думать не думал о существовании кинжалов из стекла, потом, узнав об этом, каждый день слушал рассказы о них, и теперь вот увидел в витрине магазина. Такое возможно?