Книга Она родная - Евгения Мэйз

Детский поступок. Алекс прекрасно осознавал это, но что он мог сказать ему?

“Я не хочу иметь с тобой ничего общего, потому что ты т****л любовь всей моей жизни?!”

Девушка вдохнула полной грудью. Алекс потянулся к крану, дергая переключатель вниз.

— Мне надо было поговорить с тобой в Гриндевальде.

Он целует ее прохладные губы, ощущая приятный озноб. Эта женщина волнует его даже в таком состоянии, одним лишь фактом своего существования, осознанием, что в данной секунду она принадлежит только ему.

— Тогда бы не было Аскота. Наверное, мы были бы вместе, а может мне было бы уже наплевать на то, что происходит между тобой и Клейтоном, Кристофером, Дэном или с кем-нибудь еще.

Алекс и сейчас слышит эхо своих прошлых, таких злых, отравляющих душу мыслей:

“Хороша же любовь! Такая достойная женщина! Добрая, веселая, нежная, красивая и такая дрянь при этом!”

— Ты отъелась, — говорит он, поднимаясь со своей драгоценной ношей, — тебе не стоит злоупотреблять своими же шедеврами.

Он укладывает ее на кровать.

— Поверь мне, я перепробовал их все и нет в них ничего диетического!

Теперь самое сложное. Ему надо раздеть ее. Не во влечении дело, а в том, что стоит быть очень осторожным, не сломать ничего повторно и постараться сохранить вещи.

— Я скоро вернусь.

Плевать на одежду! Алекс спускается вниз, на кухню, чтобы взять ножницы. Он выдаст ей все, что нужно. В ее распоряжении целый шкаф, если она придет в себя до того, как он привезет что-нибудь из ее дома.

***

На пол летит мокрое покрывало, одеяло, полотенца, к ним же присоединяется впитавшая влагу подушка. Спальня превращается в склад вещей или в ристалище после великого боя подушками.

“Терпение и добродетель!” — говорит он про себя, хмурясь и улыбаясь при этом.

Ему ничего не стоило освободить от одежды ее. Кажется, что силы, энтузиазм и энергия закончились стоило только вспомнить о себе. Горячая вода не взбодрила, она лишила последних сил, заставила размякнуть согревшиеся мышцы, потребовала завалиться спать, отложить на потом оставшиеся на сегодняшний день заботы.

— Задала ты мне задачку, Булочка.

Алекс борется с желанием притянуть ее к себе, уговаривает себя отправиться в соседнюю спальню. Напряженность последних дней дала знать о себе именно в эту минуту. Кажется, что все было как обычно, если только вычеркнуть из этого списка истерику Минди, поездку в Ванкувер и быстрый перелет в Чикаго, вертолетную площадку и бюрократическую волокиту.

— Пару часов, — говорит он себе, глядя в потолок.

****

Перед глазами встает ее машина. Он еще думает о том, что там был еще кто-то.

“Наверняка, я видел его! Здесь негде прятаться!”

Алекс еще думает о том, что нужно проверить запись видеорегистратора. Сознание заволакивает тьма.

***

Ему кажется, что он пришел в себя через пару минут. Комната залита первым утренним светом, насыщенным, красноватым, словно алый туман. Перед глазами еще кружит нарезка из кадров, мыслей, желаний, симпатичных видений.

— Алекс.

Его занимает совсем не это, а собственные ощущения — горячее тело женщины, что прижимается к нему сбоку, легкие прикосновения щекочут губы, чертят по подбородку, дотрагиваются до кадыка, вновь поднимаются к лицу, задевают мочку уха.

— Кэш?

Голос подвел его в ту же секунду, стоило ей придвинуться к нему. Мысли о сне пропали окончательно и бесповоротно стоило руке оказаться на ее пояснице, задеть пальцами резинку кружевных трусиков. Он пока раздевал ее, несколько раз спросил себя: куда она ездила в таком виде? Для кого наряжалась? Сейчас выходит, что крошечный треугольник кружева, шелка, атласных ремешков и тесемок предназначался для него.

— Я забыла какой ты.

Карие глаза исследуют его лицо. Темные волосы еще влажные, но уже рассыпаются по ее плечам и его груди темной волной, кругами и кольцами, чуть-чуть холодят кожу и тревожат воображение.

— И как? Изменился?

Думать о чем-то еще, поразмыслить над смыслом ее слов у Алекса не получается. Это удивительно! Терпение всегда значилось в списке его добродетелей. Но только не с ней — он сам признался в этом.

— Чуть-чуть. Стал колючим.

Горячая ладонь согревает скулы и щеку. Она тянется к его лицу, прикасаясь к губам, целует так нежно и едва уловимо. Это дезориентирует и сводит с ума.

Щелчок! А не пошли бы к черту, все эти разговоры и планы на это утро?

Алекс не знает чего он ждет. Наверное, этого. Он проводит ладонями по двум таким замечательным, идеальным и аппетитным полушариям, сжимает их и тянет на себя. Девушка смотрит на него сверху. Его завораживает ее темный взгляд.

— В остальном, — шепчет она ему в губы.

Он не дает ей договорить.

Еще один щелчок.

Алекс запускает пальцы в спутанные пряди, возвращая ее поцелуй. Ему нужно больше, необходимо смять ее улыбку, ощутить ее вкус, раствориться в ней.

— Я хочу тебя, — выдает она, стоило Алексу только оторваться от ее губ.

***

Кэш рассматривает хрустальную люстру, заключенную в темный каркас куба из металла и стекла.

Интересный сон. С продолжением. Такой уже был когда-то. Она засыпала, просыпалась и вновь проваливалась в дрему, продолжая смотреть эксклюзивный мини-сериал от киностудии “Морфей и компания”. Концовка тогда была мрачная.

Сегодня, ей снился Алекс и секс с ним. Что примечательно она получила удовольствие, полное, всеобъемлющее, с ноющей грудью, шеей, губами, со слабостью во всем теле чего обычно в таких снах не бывает.

Кэш не хочется ничего, вставать особенно. Мир видится ей бесконечно прекрасным, если не сказать, что славным, солнечным, полным ярких красок и позитива.

Она хочет повторения, чтобы ее вжали в подушки, держали за бедра, тянули за волосы, наматывая их на кулак, и целовали пока она заходится в стонах и криках.

Кэш переворачивается на бок, улыбаясь, зарывается лицом в подушке, на мгновение приоткрывает глаза и замирает.

Алекс.

Он лежит рядом с ней. Его лицо спокойно, дыхание холодит губы. Пара секунд, его рука накрывает ее бедро, сонно сжимает ягодицу, так что мурашки несутся по всему телу и прячутся где-то на макушке. Он вздыхает так глубоко, притягивает ее к себе с каким-то ворчанием, так что она чувствует, как ей в живот упирается… Хм…

“Утренняя физиология!”

На смену ознобу и гусиной коже быстро пришли горящие щеки, влечение и мигом вспыхнувшее желание.

“Люстра! Сон! Как же!”