Книга Берег Стикса - Максим Далин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И новое «я» Ларисы открыло на дисплее бортового компьютера новое окно. С крупной надписью: «Но так же не может быть. Ты всё-таки больна. Тебе мерещится».
А видеооператор вывел стоп-кадр с встревоженным лицом Ворона.
С встревоженным лицом Ворона из сна. Или призрака мёртвого Ворона, который навестил её наяву. И старое «я» выдало надпись, вспыхнувшую мрачно-багровым: «А он тебя предупреждал».
— Ты одеваться будешь или как? — спросил издалека сердитый Светин голос.
— Буду, — сказала Лариса, торопливо закрывая все программы бортового компьютера, одну за другой, но в системе, видимо, завёлся вирус: они упрямо открывались снова, особенно та, с надписью: «Ты больна».
— Ты ничего не замечаешь? — спросила Лариса осторожно, стащив через голову джемпер и подходя к зеркалу.
— Нет, а что? — на лице Светы было написано такое честное недоумение, что Лариса растерялась.
— Темновато как-то, — пробормотала она неуверенно.
— Да брось, замечательно, — Света встряхнула волосами и сняла крышку баллончика с лаком. — Классная комнатуха, ты что, не помнишь, какой в «Созвездие» чулан был убогий? И дуло отовсюду…
Штирлиц закрыл окно. Дуло исчезло и появилось в замочной скважине.
Лариса стащила резинку с волос. Больше нельзя было медлить.
Через полчаса их полуобнажённые тела в золотой пыли, в коротких туниках, обсыпанных театральными бриллиантами, уже светились в зеркалах тёплым нежным мерцанием. Их волосы, убранные в греческие узлы, высоко поднятые надо лбом, с локонами, стекающими к вискам, подёрнулись блёстками, как капельками сумеречного дождя. Жаркая тайна, сквозившая через позолоченную кожу, заставила обеих замедлить движения, особенно, не буднично, опускать заострённые ресницы, повлажнеть глазами…
Когда они уже почти растворились в свечении собственной утончённой, усиленной женственности, и даже старое «я» Ларисы утонуло в звучащей внутри музыке, дверь со стуком открылась. Лариса вздрогнула от неожиданности.
— А я уж думала, про нас забыли, — протянула Света тоном капризной малютки.
Реплику проигнорировали. Высокая, полная, холёная дама с губами, такими сочно-алыми на неживой бледности лица, что они казались окровавленным вывернутым надрезом, в чёрном бархатном вечернем платье, плотно облегающем мощное каменное тело, посмотрела на них с порога пусто и холодно.
— Вы готовы? — спросила дама бесстрастным голосом гинеколога из районной поликлиники. — Ваш выход — через шесть минут. Пойдёмте.
Лариса и Света переглянулись и пошли, мягко ставя ноги в сандалиях с золотыми ремешками — пленные эльфы за угрюмым троллем. Мощная волна духов тролля, приторно-сладких, пряных, сонных, тяжёлых, смыкала их веки и навевала тёмное полузабытье.
Дама-тролль щёлкала замками, пропускала танцовщиц вперёд, как арестантов в «Крестах» — во время выхода к куму, захлопывала за ними тяжёлые двери, грузно ступала по белым ворсистым полам, отпирала другие двери. Ларисин бортовой компьютер на миг завис, потом снова заработал в режиме слежения. Вокруг было холодно, серо, как-то полутемно, и сквозь запах духов, уже тошнотворный, просачивалась хлорка. Света шла рядом невесомо и ритмично, её лицо стало безмятежным и бездумным, пустым, как у сомнамбулы.
За последней дверью находился зал. Оттуда слышались музыка и приглушённые голоса.
— Вы помните? — строго спросила дама. — С эстрады не спускаться. Подарков не принимать. По окончании номера немедленно уйти сюда.
— Конечно, — сказала Лариса. Разумеется. Режим секретности. Это тут очень важно. Почему?
— Лучше всего вообще не смотреть в зал, — сказала дама.
— Да, — сказала Лариса. Она почти не смотрела в зал во время шоу, но точно знала, что теперь будет всё время искать удобный момент, чтобы взглянуть на гостей. Это стало навязчивой необходимостью.
Дама удовлетворённо кивнула и с точностью автомата распахнула дверь именно в тот момент, когда раздались первые аккорды композиции «Адриатика» — последнего прижизненного подарка, сделанного Вороном Ларисе, композиции, под которую уже четвёртый месяц дуэт танцевал с оглушительным успехом.
И они выплеснулись сквозь серебряный туман в лазерные звёзды и прожекторный свет. Зал тонул во мраке, но Лариса ощутила загоревшейся кожей взгляды, каких прежде не чувствовала никогда — тяжёлые, холодные, касающиеся её тела, как мокрое ржавое железо, ранящие душу, тянущие нервы… Это чувство было совершенно плотским, стопроцентно реальным и таким гадким, что осталось только нырнуть в музыку, как в воду — от падающих сверху обломков моста, но — это чувство не было неожиданным, и Лариса решила его игнорировать.
И их тела стали золотой волной, и пальцы переплелись, и туники стекли с живой мерцающей бронзы царапающими струями и осыпались бабочкиной пыльцой, и остался тёмный жар и сладкое, тягучее, неторопливое таинство, грешный сон в просвеченном зарёй языческом храме. И скрипка была как стон в темноте, а флейта — как протянувшийся луч, а фортепиано — как горячие капли. И надо было забыть себя и позволить телу делать всё самому, так, как оно помнило — лучше разума… но, боги Эллады, как это было тяжело! Будто ноги закованы в пудовые кандалы, а на руках и на теле — чугунные вериги. И тошно, мутно… И надо улыбаться, страстно улыбаться…
И когда с последним аккордом Лариса в изнеможении упала на колени, вместо того, чтобы невесомо присесть на пол, её окончательно добили аплодисменты. Она не смогла взглянуть в осветившийся зал, пытаясь подавить рвотный позыв: видеооператор, добрая душа, выдал яркую картинку — двумя кусками сырого мяса мокро шлёпают друг о друга… Ей даже померещился густой говяжий запах…
Света подала руку, и Лариса встала, мотнув головой. Дверца за серебряной шторой распахнулась, как выход из кошмара. Каменная дама заперла грохочущий дымный мрак, и это было пережито с облегчённым вздохом. Лариса отметила, что Света в изнеможении прислонилась к стене и её лицо посерело от усталости.
— Фу, душно как! На репетиции, вроде бы, было свежее, — сказала, поймав Ларисин взгляд. — Воздух такой спёртый…
— Да уж… такой спёртый, что повернуться негде…
— Зал проветривают, — презрительно сказала каменная дама. — Кроме того, в зале есть кондиционеры. Я не думаю, что там так душно, как вы говорите. Но это не важно. Ваши костюмы принесут. Ваши деньги, — и протянула серый конверт.
Лариса рывком отвернулась к стене, зажимая рот. Сладкий тяжёлый запах, исходящий от дамы, подтащил её желудок к самому горлу.
— Ей что-то нехорошо, — сказала Света и хихикнула. — Бывает, знаете ли…
— Надеюсь, ты не беременна, милочка? — обратилась дама к Ларисе с таким неописуемым отвращением, будто Лариса могла быть беременна гигантским тараканом. Этот её тон и злость на него придали Ларисе сил.
— Видите ли, сударыня, это — совершенно не ваше дело, — сказала она с ледяным презрением, выпрямившись, глядя в маленькие мутные глазки дамы.