Книга Где находится край света - Ольга Меклер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Узкая дорога извивалась, резко поднималась вверх и столь же резко уходила вниз (даже на горных лыжах я скатывалась по более пологим склонам, ей-богу!). Машины виляли по ней, почти сталкиваясь и виртуозно расходясь в последний момент. Экстрим я, конечно, люблю, но наличие какой-никакой страховки любви этой активно способствует. Тут же она отсутствовала напрочь. Однако самое интересное было впереди: таксист экстра-класса потерял дорогу. Въезжая в платный тоннель, Пуиджи важно передал мне квитанцию на 2,80 – мол, я еще и за это плачу! Въезжая туда же во второй и в третий раз, он делал вид, что сосредоточенно разглядывает шоссе.
Я начала нервно коситься на часы, хотя времени до вылета оставалось еще предостаточно. Супертаксист прижимал руку к груди и что-то лопотал на греко-английском суржике. Наконец появились вожделенные указатели с лучшим в мире словом – Airport! Поездка на автобусе заняла у меня 40 минут, с горячим греком же мы колесили полтора часа.
Все еще держа руку у сердца, Пуиджи покаялся и совершил поистине благородный поступок: афинский экстрим обошелся мне в 35 евро.
Самолет приземлился в аэропорту имени Бен-Гуриона и покатился по посадочной полосе. Пассажиры громко заговорили, повскакивали со своих мест и кинулись доставать ручную кладь. Я поняла, что попала домой.
Прототипу главной героини с любовью, верой, надеждой и искренним восхищением
– Боже, как шумит в ушах! – Женя застонала, с трудом разлепив тяжелые веки.
– Да это море, вот же оно, прямо под окном – красота-то какая! Ты лежи, лежи, дочка, отдыхай, – санитарка шустро орудовала шваброй. – Умаялась, сердешная, и нас напугала. Детишек принесут кормить, тогда и сядешь. А ребеночек-то у тебя чудный какой – чистый ангел!
Не обманула: и панорама из окна открывалась изумительная (ого, да у меня номер с видом на море!), и мальчик был – просто загляденье.
– Я так и назову тебя – Мариан – морской, – нежно шепнула свежеиспеченная мама своему малышу, впервые взяв его на руки. И произнесла несколько раз вслух, будто обкатывая: «Ма-ри-ан, Ма-ри-ан…» А новорожденный смотрел на нее сосредоточенным, абсолютно недетским взглядом, словно изучая и спрашивая: «Ну? Кого на этот раз мне послали?».
Он и рос таким, ее младший сын, – серьезным и вдумчивым, поражая и близких, и воспитателей, и учителей зрелостью суждений. Иной раз казалось, что в детском теле поселилась умудренная жизнью душа.
В их новой стране тоже было море – совершенно другое, ласковое, игривое и радостное. И цвета меняло иначе – от нежно-бирюзового до глубоко синего, в отличие от прежнего, где величественно серый переходил то в зеленоватый, то почти в черный. Мальчик мог часами сидеть на песке и наблюдать, как волны, то монотонно рокоча, то негодуя и бурля, то успокаиваясь и превращаясь в зеркальную гладь, живут своей неведомой, загадочной жизнью. Он вообще был убежден, что море, небо, деревья, животные ближе и понятнее, чем многие из людей. Потому что только им можно рассказать о себе все-все без утайки, не боясь быть высмеянным или непонятым.
И Женя любила море, любым – и бурливым, и благодушно-спокойным. В нем она видела отражение своей жизни – вверх-вниз-перекат-гладь, и снова – вверх-вниз-перекат…
Безмятежное детство в маленьком и удивительно уютном городке, мимолетная юность обаятельнейшей умницы-красавицы, оглушительный успех у мальчиков, раннее замужество. Потому что любовь. Потому что самый лучший, самый сильный, самый красивый, самый умный, самый мужественный. Влад, ее Владик! А еще… еще это так романтично – быть женой офицера! Рождение старшего сына, кормления между лекциями в педагогическом институте, единственная мечта – выспаться… Долгожданный диплом – миг триумфа, ощущение, что ты можешь все. И вот она уже не смешливая душа компании Женька, а серьезная классная дама Евгения Зиновьевна – «молодой перспективный педагог», по определению школьного руководства, любимица детей и родителей. И гарнизоны, гарнизоны… Первая измена мужа. Депрессия. Долгий путь к себе – прежней. Эмиграция.
Вверх-вниз-перекат-гладь. Вверх-вниз-перекат…
Не смог перенести ее самый красивый, самый сильный и самый мужественный всех сложностей великого переселения, захандрил. Не смирился с тем, что один из лучших офицеров части оказался весьма посредственным производственным рабочим, что никому здесь не были нужны его стратегические таланты. А он без их реализации сох и чах, чах и сох. И скандалил. И пил.
Хорошо, с детьми повезло. Старший, Мишка, очень рано стал ее надежным помощником и другом. С самого детства было в нем заложено что-то такое, что вызывает в людях восхищенное «Ну, мужи-и-ик!». Никогда не пытался подстроиться под новомодные требования другой страны, куда приехал уже подростком. Прекрасно знал язык, историю и традиции, соблюдал законы, но неуклонно отстаивал свою «русскость». Если приходилось, дрался. Обрабатывая многочисленные ссадины и застирывая окровавленные Мишкины футболки, она втайне гордилась сыном.
Необычность младшего вызывала в Жене двойственные чувства. С одной стороны, сжималось сердце при мысли о том, как тяжело придется этой восторженной и бескорыстной душе в жестоком сегодняшнем мире, с другой – она понимала, что не будет у нее уже никогда и никого ближе и роднее, что никто и никогда не будет нуждаться в ней так, как этот удивительный разумный малыш с широко распахнутыми навстречу всему доброму глазами. За сильного деловитого Мишаню она благодарила судьбу. С Мариком же еще раз, шаг за шагом, взрослела, заново познавая мир, увидев его совершенно иначе – взглядом своего сына. Ма-ри-ан…
Вверх-вниз-перекат-гладь… Вверх-вниз-перекат…
– Я вот все смотрю на вас и никак не пойму, что здесь делает красивая молодая женщина с такими умными глазами? – картаво произнес интеллигентного вида старичок с характерным акцентом и недоуменно оглядел прибрежное кафе, где Женя подрабатывала официанткой. Она, расставляя перед любопытным клиентом источающие невероятные ароматы блюда, чуть наклонилась и ласково, почти интимно, произнесла:
– Красивые женщины с умными глазами тоже питаются отнюдь не святым духом!
Старичок всплеснул руками и разразился тирадой о временах и нравах, об измельчавших мужьях, о том, что вот он бы еще лет двадцать назад… Но покоривший его голос уже обращался к кому-то другому:
– Добрый вечер! Хотите что-нибудь заказать?
Женя стояла у холодильника с напитками, когда почувствовала какой-то странный толчок, словно изнутри, и обернулась. Да так и застыла. Он занимал весь дверной проем – высокий, скульптурно вылепленный, невероятно, ослепительно красивый. И внимательно смотрел на нее. «Как греческий бог! Нет, царь. Спартанский царь Леонид!» – она еле заставила себя отвести взгляд и вернуться к работе, но руки уже не слушались, движения стали не привычно спорыми и уверенными, а какими-то вялыми, заторможенными.
– Евгения, пятый столик! – засуетился невесть откуда взявшийся Жак – хозяин кафе. – Давай, давай, это моряки, они всегда оставляют хорошие чаевые!
