Книга Разоблачение Тисл Тейт - Кейтлин Детвейлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слышу какое-то шарканье сзади и отпрыгиваю от Оливера, резко обернувшись. Но это всего лишь Люси. Она долго смотрит на меня и поворачивает к кухне.
– Пойдем наверх. Папа пока живет здесь, на первом этаже, до тех пор, пока не сможет снова подниматься по лестнице.
Мы идем наверх молча. Я закрываю за нами дверь в спальню (и надеюсь, что Оливер не воспринимает этот жест как-то превратно) и наконец заставляю себя взглянуть ему в глаза. Я чувствую, как щеки заливает румянец, когда я оказываюсь к нему так близко, да еще и в полутора метрах от кровати.
– Когда операция? – спрашиваю я, отчаянно пытаясь переключиться.
Он здесь из-за Эммы, именно из-за нее он стоит рядом со мной в моей спальне, такой измотанный, и его растрепанные волосы спрятаны под капюшоном его черной толстовки. Эмма сейчас – самое важное.
– В понедельник утром. – Он идет к моей кровати, присаживается на край. Я сажусь рядом, довольно близко, но не настолько, чтобы с ним соприкасаться.
– Можно мне к ней заехать?
Я не говорю «в последний раз».
– Конечно. Но, наверное, только после операции. Она сейчас совсем обессилела, но я уверен, что, увидев тебя, она захочет только одного: продолжить обсуждать последние главы. Клянусь, даже во сне она бормочет что-то про Иону, Колтона и судьбу. Надеюсь, она хотя бы относительно поправится к моменту выхода книги, и у нее точно крыша поедет, стоит ей увидеть все, что мы обсуждали, напечатанным и опубликованным в настоящей книге.
Он улыбается мне, но я только и делаю, что киваю, притворяясь, что внутри не разваливаюсь на куски.
– Кстати, мне очень нравятся эти клевые постеры с Гарри Поттером. Не скажу, что читал книги, – я больше по части «Властелина колец», – но фильмы весьма прикольные получились. А почему же у тебя нет постеров «Лимонадных небес»? Или они вставлены в золотые рамы и украшают кабинет?
– Ха. Я и так достаточно времени провожу с Мэриголд. Не хватало еще, чтобы она пялилась на меня, когда я сплю.
Вот сейчас я могла бы ему все рассказать. Вот сейчас. Пока мы разговариваем о Мэриголд. Я открываю рот, и слова застревают где-то глубоко в горле.
– Я должна… – начинаю я, но Оливер тоже говорит – и громче меня. Его слова заглушают мои.
– Хочешь, прокатимся?
Я не заканчиваю первое предложение, одновременно испытывая облегчение и разочарование в себе.
Ему нужно быть в больнице рядом с сестрой, а мне – дома… Но что мне здесь делать? Ждать новостей от Сьюзан и Эллиота. Просматривать соцсети и блоги, отслеживать, как ужасно мои поклонники восприняли новость. Читать уничижительные электронные письма, которые, без сомнений, уже хлынули в почту. Настоящей работы у меня больше не осталось. Домашних заданий тоже нет, пока отец не в силах снова ими заняться (если такое вообще когда-нибудь случится), – и впервые за несколько лет не существует никаких сроков сдачи «Лимонадных небес». Потому что третья книга никогда не увидит свет.
Я смеюсь. Вся работа по планированию, ссоры с папой по поводу концовки, мозговые штурмы с Эммой и Оливером, планы последних глав, которыми я так гордилась. Все это было впустую.
– Что такого смешного? – спрашивает Оливер, наклоняя голову и изучая меня своими кошачьими глазами.
– Да ничего. И сразу все. Прокатиться было бы классно. Нужна передышка.
Он встает на ноги и кланяется, как настоящий джентльмен, прежде чем подать мне руку. Волосы выбились из-под капюшона и рыжими волнами легли на лоб. Меня тянет убрать их назад, пробежаться по ним рукой, распустить его хвостик, чтобы пальцы утонули в рыжине. Но я сдерживаюсь. Вместо этого я хватаюсь за его руку и встаю.
Он улыбается, я киваю, и мы уходим, откладывая события этого дня подальше на тот срок, который нам еще остался.
Оказавшись в небоскребе, Мэриголд не могла заставить себя взглянуть Колтону в глаза.
– Я так устала, – соврала она. – И чувствую себя виноватой в том, что оставила отца одного.
– Это лучший вариант для вас обоих, – сказал Колтон и обхватил ее руками, так похожими на руки Ионы, руками, которые всегда будут напоминать ей о совершенном ею предательстве. – Он бы и сам хотел, чтобы ты нашла маму, если бы обо всем узнал. Кроме того, так у нас будет больше времени побыть вдвоем.
Мэриголд увидела во сне аварию в свою первую полную ночь в потустороннем мире. Но сон изменился. На этот раз ей снилось то, что произошло до аварии, как будто бы мама кричала с водительского сиденья, какая Мэриголд эгоистка, какая она надоедливая и избалованная девочка.
Она именно такие слова ей тогда говорила, так ведь?
Каким-то образом впоследствии Мэриголд забыла эти подробности. Она много чего забыла, например, сколько раз они вот так ругались с мамой, сколько раз она чувствовала мамино разочарование. Она проснулась в слезах и не могла отдышаться, и в ее голове прокручивался по кругу один и тот же ужасный вопрос: «А что, если ее мама вообще больше не хочет ее видеть?»
– Так ты хотя бы приблизительно знаешь, куда мы едем? Мне просто любопытно.
Мы едем уже около часа: покинули пределы города и выбрались на шоссе, а теперь свернули на петляющую сельскую дорогу, которую я никогда раньше не видела. Изморось закончилась, стоит ясный белый ноябрьский день. Всего несколько последних клочков тумана нависают над деревьями и полями, и сквозь облака проглядывает голубое небо.
– Не очень, – отвечает Оливер. – Просто я почувствовал, что хочу на воздух. Город я люблю, но далеко не уверен, что проживу в нем до конца своих дней.
Я еще даже не думала о том, что будет со мной после колледжа. Просто предполагала, что уеду подальше от дома на время учебы, возможно, вместе с Лиамом или, по крайней мере, туда, где Лиам будет от меня неподалеку, немного отстранюсь от отца, от Мэриголд, но потом мы оба вернемся домой. Лиам всегда говорил, что Филадельфия – это его дом навсегда. Думаю, я и себя представляла в Филадельфии до скончания века, где-то рядом с ним. Но что теперь?
– А я даже не знаю, как отношусь к Филадельфии, – говорю я, сосредотачиваясь на пейзаже за окном, который смазывается по ходу движения. – Я просто чувствую, что сейчас хотела бы куда-нибудь уехать, увидеть что-то новое, познакомиться с разными людьми. Вообще с людьми, потому что последние двенадцать лет я провела на домашнем обучении, дома, с отцом.
– Это ясно, – кивает Оливер. – Легко могу тебя понять. Тебе надо на время куда-то вырваться.
И тут меня посещает новая, чрезвычайно неприятная мысль – и мертвой хваткой вцепляется в мой желудок. У меня были вполне приличные баллы, но я всегда предполагала, что приемные комиссии в университетах будут принимать решение, основываясь на моей литературной карьере. На факте, что я юное дарование. Ведь, выпускаясь из школы, я уже имею в активе две книги – и третья на подходе. Три книги, изданных в престижном издательском доме. Книги, которые продаются в тридцати пяти странах мира совокупным тиражом более десяти миллионов экземпляров. Я не стала беспокоиться по поводу ранних заявок на поступление, потому что при таких достижениях за меня будут бороться все лучшие колледжи страны. То есть боролись бы за меня, поправляю я себя. Потому что теперь никакой борьбы, разумеется, в помине не будет. Никто не станет пытаться переманить меня у конкурентов. Для всех колледжей, в которые я действительно хотела поступить, я буду теперь неприкасаемой.