Книга Руссо и Революция - Уильям Джеймс Дюрант

своего ордена для возобновления обсуждений».68

Когда король удалился, большинство дворян и меньшинство духовенства покинули зал. Маркиз де Брезе, церемониймейстер, объявил оставшимся депутатам, что такова воля короля, чтобы все покинули зал. Мирабо дал знаменитый ответ: «Месье… у вас здесь нет ни места, ни голоса, ни права говорить. Если вам поручено заставить нас покинуть этот зал, вам придется просить приказа о применении силы… ибо мы не покинем своих мест иначе, как под действием штыка».69 Это заявление было поддержано общим возгласом: «Такова воля Собрания». Де Брезе удалился. Местным войскам был отдан приказ очистить зал, но некоторые либеральные дворяне убедили их не предпринимать никаких действий. Рассказав о ситуации, король сказал: «Ну и черт с ним, пусть остаются».70

24 июня Юнг записал в своем дневнике: «Брожение в Париже не поддается воображению; десять тысяч человек были весь этот день в Пале-Рояле… Постоянные собрания там доведены до такой степени разнузданности и ярости свободы, что едва ли можно поверить».71 Муниципальные власти были не в состоянии поддерживать порядок, поскольку не могли положиться на местных «французских гвардейцев»; у многих из них были родственники, которые разъясняли им народное дело; некоторые из этих солдат братались с толпой вокруг Пале-Рояля; в одном из полков в Париже существовало тайное общество, обязавшееся не подчиняться приказам, враждебным Национальному собранию. 25 июня 407 человек, избравших депутатов Третьего сословия от Парижа, собрались и заменили собой королевское правительство столицы; они выбрали новый муниципальный совет, почти все из среднего класса, а старый совет оставил им задачу защиты жизни и собственности. В тот же день сорок семь дворян во главе с герцогом д'Орлеаном перешли в зал Менус-плезир. Победа Собрания казалась несомненной. Сместить ее могла только сила.

26 июня консерваторы в министерстве короля, вопреки мнению Неккера, сообщили ему, что местным войскам в Версале и Париже больше нельзя доверять, и убедили его отправить шесть провинциальных полков. Двадцать седьмого числа, поддавшись совету Неккера, Людовик приказал дворянским и церковным депутациям объединиться с остальными. Они объединились, но дворяне отказались принимать участие в голосовании, сославшись на то, что мандаты их избирателей запрещают им голосовать в Генеральных штатах по отдельности. Большинство из них в течение следующих тридцати дней удалились в свои поместья.

1 июля король вызвал в Париж десять полков, в основном немцев и швейцарцев. В первые недели июля шесть тысяч солдат под командованием маршала де Брольи заняли Версаль, а десять тысяч человек под командованием барона де Бешенваля заняли позиции вокруг Парижа, в основном на Марсовом поле. Собрание и народ считали, что король собирается разогнать их или запугать. Некоторые депутаты так боялись ареста, что ночевали в зале Menus Plaisirs, а не расходились по домам.72

На фоне этого террора Собрание назначило комитет для разработки планов новой конституции. Комитет представил предварительный отчет 9 июля, и с этого дня депутаты стали называть себя «Национальным учредительным собранием». Преобладающими были настроения в пользу конституционной монархии. Мирабо выступал за «правительство, более или менее похожее на английское», в котором законодательной властью будет Ассамблея, но в оставшиеся ему два года он продолжал настаивать на сохранении короля. Он хвалил Людовика XVI за доброе сердце и щедрые намерения, которые иногда сбивали с толку недальновидные советники, и спрашивал:

Изучали ли эти люди на примере истории какого-либо народа, как начинаются революции и как они осуществляются? Наблюдали ли они, как в результате роковой цепи обстоятельств самые мудрые люди выходят далеко за пределы умеренности и какими ужасными импульсами разъяренный народ впадает в крайности при одной мысли о том, что он должен был бы содрогнуться?73

Ассамблея подозревала, что Мирабо платит королю или королеве за защиту монархии, но, по сути, последовала его совету. Делегаты, среди которых теперь преобладали представители среднего класса, считали, что население становится опасно неуправляемым и что единственным способом предотвратить общий распад общественного порядка является сохранение на некоторое время нынешней исполнительной структуры государства.

Они не были столь благосклонны к королеве. Было известно, что она активно поддерживала консервативную фракцию в Королевском совете и пользовалась политической властью, выходящей далеко за рамки ее компетенции. В эти критические месяцы она перенесла тяжелую утрату, которая, возможно, подорвала ее способность к спокойному и благоразумному суждению. Ее старший сын, дофин Луи, так сильно страдал от рахита и искривления позвоночника, что не мог ходить без посторонней помощи,74 И 4 июня он умер. Сломленная горем и страхом, Мария-Антуанетта уже не была той пленительной женщиной, которая резвилась в первые годы царствования. Ее щеки стали бледными и тонкими, волосы поседели, улыбки были тоскливыми, напоминая о более счастливых днях, а ночи омрачались мыслями о толпах, проклинающих ее имя в Париже, защищающих и пугающих Ассамблею в Версале.

8 июля Мирабо внес предложение, в котором просил короля удалить из Версаля провинциальные войска, превратившие сады Ле Нотр в вооруженный лагерь. Людовик ответил, что не собирается причинять вред Ассамблее, но 11 июля он показал свою силу, уволив Неккера и приказав ему немедленно покинуть Париж. «Весь Париж, — вспоминала мадам де Сталь, — стекался к нему в течение двадцати четырех часов, отпущенных ему на подготовку к путешествию… Общественное мнение превратило его позор в триумф».75 Он и его семья спокойно уехали в Нидерланды. Те, кто поддерживал его в служении, были уволены в то же время. 12 июля, полностью отдавшись сторонникам силы, Людовик назначил друга королевы, барона де Бретей, вместо Неккера, а де Брольи стал военным секретарем. Ассамблея и ее зарождающаяся революция казались обреченными.

Их спасли жители Парижа.

VIII. В БАСТИЛИЮ

Многие факторы заставляли население переходить от волнений к действиям. Цена на хлеб раздражала домохозяек, и было широко распространено подозрение, что некоторые оптовики не пускают зерно на рынок в надежде на еще более высокие цены.76 Новые муниципальные власти, опасаясь, что голод перейдет в беспорядочное мародерство, отправили солдат для защиты пекарен. Для парижских мужчин главным было осознание того, что иногородние полки, еще не склонившиеся к народному делу, угрожают Собранию и Революции. Внезапное падение Неккера — единственного человека в правительстве, которому народ доверял, — довело гнев и страх населения