Книга Иван Московский. Первые шаги - Михаил Ланцов

– И что? Выжил тот дьяк?

– Да, Ваше Величество. Княжич хоть и бил от души, но слаб был еще по малости лет. Через год после тех событий дьяк удалился в монастырь по собственной воле. Грехи замаливать. Сказывают, что он там и поныне живет. Не прошло это все для него бесследно. Сказывают, что большего рвения и старания в чтения молитвы ныне ни у кого не сыскать во всей округе.

– А сам княжич сильно изменился после этого… хм… воскрешения?

– Те люди, кто на Москве его знал до тех прискорбных дней, сказывают, будто бы дитем он был неразумным, а стал старцем мудрым. К счастью, совершенно не кровожадный и не воинственный. Даже в Новгороде, несмотря ни на что, он старался договориться миром. И только лишь после унижения приступом взял ворота. Но и после – вновь предложил переговоры, а Детинец брал уже в интересах горожан, перешедших на его сторону. И с ландмейстером Ливонии он тоже в конечном итоге переговорами дело решил, хотя мог легко разбить. Воевать, без всяких сомнений, он умеет. И настолько хорошо, что диву даешься. Побеждает превосходящие силы легко, играючи, словно нехотя. Но особо с того не радуется и крови не жаждет. Там, в Новгороде, после ночного нападения горожан, стоящих за Литву, он был в ярости. Но не на них. А на Борецких и их союзников. И жаждал их всех на осинке вздернуть за то, что эта баба пустила под нож мастеровых.

– Может, он от другого злился? – спросил Радзивилл.

– Он ждал этого нападения. Княжич был уверен, что они попробуют напасть ночью. Подготовился. И встретил их так, что нападающих потом со стен, заборов и брусчатки соскребали. Разозлился же с того, что нападающие оказались не воинами, а обывателями. К великому счастью Марфы, она погибла при взятии приступом Детинца. Не представляю, что бы он с ней сделал, попадись она ему живой.

– Марфа погибла, – произнес король. – А как он поступил с остальными ее сторонниками?

– Всех выживших велел повесить, невзирая на происхождение. Прямо в одеждах дорогих и даже шубах. А на груди у них повесил таблички с надписью «тать».

– Что, вот так взял и повесил бояр?! – удивился Казимир.

– Да. Но прежде перед новгородским вече лишил их того достоинства, разжаловав в холопы «за измену».

– Мне тоже о том сказывали, – подтвердил слова Чарторыйского Радзивилл. – Суров отрок. Но Новгород ныне за Москву горой стоит.

– Боятся на суку оказаться?

– Он отдал все имущество противников сторонникам. Да и противников там особенно и не осталось. Погибли все. Кто во время приступа, кто на суках. Хотя поначалу княжич предлагал им переселиться в Юрьев-Камский.

– Куда?

– В Казань. Ее ныне московиты так зовут, в честь брата Великого князя, который там князем Булгарским сидит. Он ведь взял ее. По воле княжича, к слову, сидит. Именно он, если верить слухам, уговорил отца даровать Юрию Васильевичу титул князя Булгарского, дабы верностью его заручиться.

– Это какое-то безумие… – покачал головой Казимир.

– Это еще что! – усмехнувшись, воскликнул Чарторыйский. – Я видел, что в Кракове торгуют свечами персидского воска. Так те свечи на Москве делают. Как – мне неведомо. То выдумка княжича, которую он в секрете держит. Вот это – его истинная страсть. Выдумки всякие да выделка товаров. Он, говорят, придумал способ железо быстро и дешево из криц извлекать да чешую для броней делать в великом множестве силами горстки людей. И многое, многое другое. Читает много. Очень много. Он даже в Новгороде потребовал, чтобы, кроме денег, ему списки сделали со всех грамот, летописей и договоров.

– Латынь знает, эллинский, польский, татарский, – дополнил князя митрополит Григорий. – Не так чтобы хорошо, но изъясняться может. Особенно на латыни. На той вообще свободно…

Глава 3

1472 год, 1 февраля, Рим

Папа Римский Сикст IV[92] внимательно посмотрел на Джан Батиста делла Вольпе, прибывшего к его престолу во главе посольства из далекой Московии. Он уже прибывал ко двору его предшественника, почившего в 1471 году Павла II. И Сикст прекрасно знал, что тот потребовал от правителя Московии выслать нормальных сватов для Софьи Палеолог. Но, увы, это посольство было вновь довольно скромным и вновь возглавлялось лишь мелким итальянским дворянином на московской службе.

Делла Вольпе же, видя задумчивый вид Сикста IV, поспешил прояснить ситуацию. То есть поведал о том, что в Москве удалось вскрыть заговор фанариотов[93].

– Значит, Великий князь более не желает брать в жены Софью? – спросил Папа после того, как глава посольства рассказал в деталях о греческом кризисе в Московии.

– Нет. Митрополит казнен вместе со многими своими людьми. После долгих пыток и допросов. Греков ныне на Москве видеть не хотят. Особенно Палеологов, считая их кровь проклятой.

– Проклятой? – удивился один из присутствующих кардиналов. – Но почему?

– Удалось выяснить, что именно Палеологи стояли за распрями крестоносцев в Святой земле. Из-за чего воинство Христово и разбили по частям, Иерусалим пал, а Гроб Господень оказался в руках магометан. За это гнилое дело они и навлекли на свой род страшное проклятье. На свой род и всех, кто шел за ними.

– Даже так… – задумчиво произнес Папа. – И как же это удалось выяснить?

– Благодаря талантам наследника престола – юного Иоанна. Фанариоты пытались устранить не только его мать, расчищая место для Софьи, но и устранить его самого. Но он выжил. Говорят, что даже воскрес…

– Воскрес?! – перебил делла Вольпе один из кардиналов.

– Его отравили и посчитали мертвым. Но на третий день он очнулся во время отпевания. Говорят, из-за того, что дьяк дурно псалмы пел. Это вызвало раздражение княжича. Он захотел его поколотить за нерадивость. Оттого и очнулся из забытья.

– То есть он не воскрес? – уточнил Сикст IV.

– Мне то неизвестно, – уклончиво ответил делла Вольпе. – Слухи ходят разные. Сам же княжич очень сильно злится, когда его о том спрашивают. Говорит, что воскреснуть он не мог, ибо день Страшного суда не пришел. Да и святого рядом не было. А значит, и считать его смерть настоящей нет никакой возможности.

– Ясно, – кивнул Сикст IV, вспомнив несколько случаев, при которых людей пытались похоронить заживо по недомыслию, как это выяснялось позже. Так, например, столетие назад известного поэта Франческо Петрарку чуть не похоронили живьем. А он взял и очнулся спустя двадцать часов после своей мнимой смерти[94]. Так что и он, и кардиналы были в курсе такого явления. – И что же, этот малыш так умен?