Книга Кольцо принца Файсала - Бьярне Ройтер

– Его имя Рамон Благочестивый, миссис Бриггз.

Госпожа надкусила печенье.

– Да, имя действительно любопытное, но обычно такие люди представляют собой прямую противоположность своему прозвищу.

Том энергично кивнул.

– В этом госпожа абсолютно права. Но он обладал забавным умением.

– Вот как? Что же это за умение, позволь тебя спросить?

– Он мог плыть, держа во рту сразу три печенья, – ответил Том и покосился на фигуру Христа.

– И научился этому искусству сам, – добавил он.

Миссис Бриггз округлила глаза.

– Если ты хочешь взять печенье, то так и скажи.

Том извинился и взял печенье.

– В Англии… – начала миссис Бриггз.

И надолго замолчала. Том покосился на нее, ожидая продолжения, но госпожа откинулась на спинку кресла с отсутствующим выражением лица. Спустя некоторое время она продолжила:

– …в Англии, где я родилась. Каждый день я думаю о моей родине. Я засыпаю с мыслями о ней, и первое, что вижу, открывая глаза, – это моя Англия. Там жили все мои предки. Потом произошло восстание крестьян, в котором мы потеряли все свое состояние. Потом половина всех англичан погибла от чумы. Но сегодня Англия – величайшее государство в мире. И ты это знаешь.

– Знаю, мэм.

– Великая страна, – простонала госпожа.

– Абсолютно фантастическая, – повторил виночерпий, поглядывая на печенье.

– Лондон – бесподобный город, Том, совершенно не похожий на другие. Начало всех начал. В юности я часто бывала в театре. Какая драма, какие костюмы, но, прежде всего, какая поэзия!

Сара Бриггз закрыла глаза и проникновенно прошептала:

Ночь сердится, а день исподтишкаРасписывает краской облака.Как выпившие, кренделя рисуя,Остатки тьмы пустились врассыпную[5].

Женщина посмотрела на Тома.

– Я хочу, чтобы ты выучил это наизусть. Не важно, если ты не понимаешь смысл, главное – прочувствуй музыку слов. Можешь повторить две первые строчки?

– Да, мэм: Лондон – бесподобный город.

– Да совсем не то, болтун! Давай еще раз.

Ночь сердится, а день исподтишкаРасписывает краской облака.

Том повторял строчку за строчкой снова и снова, пока не выучил четверостишие целиком.

– Чувствуешь, как слова звучат в тебе, Том?

– Чувствую, мэм.

Миссис Бриггз отвернулась, отмахнувшись от него, как от мухи.

– Ничего ты не чувствуешь, абсолютно ничего. Приблизься.

Том подвинул свой стул. Сара Бриггз смотрела на него изучающим взглядом, словно пыталась в нем что-то разглядеть.

– Ступая по улицам Лондона, – прошептала она, – ты ступаешь по центру мироздания. Ты знал об этом?

– Да, мэм, я это знал.

Госпожа раздраженно побарабанила ногтями по столу.

– Откуда ты можешь это знать, раз ты никогда не бывал в Лондоне?

– С Лондоном, миссис Бриггз, то же самое, что и с Солнцем.

Миссис Бриггз наморщила брови.

– Что, ради всего святого, ты хочешь этим сказать?

Том откашлялся и, пытаясь подражать интонациям беззубого старика, которого он встретил в портовой таверне Порт-Ройала, прошептал:

– Да… Видите ли, мэм, сперва я должен спросить вас вот о чем: известно ли вам, где находится мужское семя?

В комнате стало тихо.

– О чем ты говоришь? – госпожа начала нервно хватать ртом воздух.

– Я расскажу вам о Копернике, мэм. Он родом из Польши и очень ученый человек. О Солнце он говорил, что оно находится в центре Вселенной. Точь-в-точь как косточка в персике или семечко в яблоке. Я стал птицей и в золотом сиянии луны полетел над планетой, словно альбатрос. И я видел, как Земля вращалась подо мной, и созерцал на ней множество разных лиц: белых и черных, желтых и оливковых. Одни были в шляпах, другие – в тюрбанах. Я видел города с часовыми башнями – одни были остроконечными, другие – круглыми, видел церкви с крестами и церкви с полумесяцами, дворцы из фарфора и чистого золота. Но когда я вернулся назад, то увидел, что солнце встает там же, где вставало. Ничего не меняется, Сара Бриггз. Жизнь повторяется, это танец по кругу, меняемся только мы, люди. Мы стареем, теряем зубы и волосы, слух и зрение. А небесные тела вечны, и Солнце величайшее из них.

Тишина.

Том смотрел на миссис Бриггз, а миссис Бриггз смотрела на Тома.

Наконец она произнесла:

– Уйди, будь добр.

Том поклонился и оставил спальню, чтобы десять минут спустя вернуться туда снова.

Если до этого у госпожи на щеках играл лишь слабый румянец, то теперь все ее лицо полыхало, как петушиный гребень. Она уже не лежала, а сидела в постели. В глазах распятого Иисуса на картине наверху появилось нечто похожее на жизнь, и теперь он взирал на Тома даже с неким дружелюбием.

– Я наслушалась в своей жизни всякого, – проговорила миссис Бриггз, – но не думала, что буду выслушивать подобное в собственном доме.

– Коперник… – начал Том.

– И ты осмеливаешься вновь упоминать его имя? Он – еретик. Тебе понятно, Том?

– Да, мэм.

Госпожа указала на стул и взглянула на Тома уже чуть помягче.

– Я ведь всего лишь беспокоюсь за тебя, – сказала она. – Где ты этого набрался?

– Думаю, в одной из таверн Порт-Ройала.

Миссис Бриггз перекрестилась и натянула на себя одеяло.

– Я предпочла бы сменить тему, – со вздохом произнесла она.

– Я тоже, мэм.

Миссис Бриггз испытующе смотрела на своего виночерпия, потом отвела взгляд. Затем взглянула на него снова, но уже с беспокойством.

– Ты веришь в это?

– Вовсе нет, мэм.

– Во что же ты тогда веришь?

– В Бога, мэм.

Сара Бриггз фыркнула и посмотрела на Тома со скептическим выражением на лице.

– Ну что же, поверим на слово. Давай-ка тогда проверим, насколько ты знаешь катехизис.

Том улыбнулся и радостно кивнул, совершенно не зная, что такое катехизис.

– Мы все едины во мнении о том, кто создал мир, – заявила миссис Бриггз.

– Совершенно едины, мэм. Это сделал Бог.

– А значит, и Солнце – тоже его творение, не правда ли, Том Коллинз?