Книга Россия и становление сербской государственности (1812-1856) - Елена Кудрявцева

После заключения торгового договора с Турцией Пальмерстон счел возможным установить с Портой более тесные связи: у Дарданелл появилось 11 английских судов[366]. Лорд Понсонби просил разрешения впустить в пролив 5–6 кораблей. После протеста А. П. Бутенева османское правительство своего согласия на это не дало. Одновременно в Черном море продолжали крейсирование 15 русских военных судов. Противостояние России и Великобритании становилось все более очевидным.

Вскоре центр тяжести европейской политики был перенесен на Ближний Восток из-за повторно разгоревшегося конфликта между Махмудом II и Мухаммедом Али. Будучи лишь номинально подчиненным султану, египетский паша уже давно безраздельно правил в Египте и Сирии и был заинтересован в официальном признании его прав на наследственное владение этими территориями. Военный конфликт начала Турция, но действия ее армии были крайне неудачны – она потерпела поражение в битве при Низибе. Султанский флот добровольно сдался египтянам. К тому же скончался Махмуд II, так и не узнав о поражении своей армии.

Европейские державы решили не повторять ошибки 1833 г. Если Россия придет на помощь Османской империи и займет Константинополь, то уже не уйдет оттуда – подобные опасения высказывались правительствами Англии и Франции. Поскольку мятежный паша пользовался неприкрытой поддержкой Франции, которой было выгодно создание новой державы, где ее преобладание было бы решающим, то Англия намеревалась действовать в пользу султана, даже если Франция откажется выступить вместе с ней. Одновременно Англия опасалась сближения между Россией и Францией, считая их союз «величайшей опасностью для Европы». Действительно, цели этих двух держав выглядели близкими – и та и другая имели в турецких владениях точки опоры своего влияния и, формально выступая за сохранение целостности Османской империи, могли содействовать образованию на ее развалинах новых государств, полностью обязанных своей независимостью покровительствующим державам – России или Франции. Но главной задачей сент-джеймского кабинета было не позволить России использовать свои формальные обязательства по Ункяр-Искелессийскому договору, устранить ее от участия в турецко-египетском конфликте, дезавуировать действовавший между Россией и Турцией договор, заменив его общим, «коллективным» актом, гарантировавшим status quo в Османской империи. Заинтересованность всех европейских держав в решении ближневосточного конфликта объяснил в своих беседах с Мухаммедом Али российский консул в Александрии А. М. Медем. В частности, он отмечал: «…существование Османской империи является жизненным делом для всей Европы, и, дабы избежать опасности всеобщего конфликта, который последовал бы за потрясением на Востоке, великие дворы не побоятся никаких жертв и не остановятся даже перед необходимостью вооруженного вмешательства»[367].

Отметим, что на первом этапе кризиса российское правительство безоговорочно отвергло предложение об общем договоре по турецким делам. Предложение о созыве конференции в Вене, исходившее от Меттерниха, русской стороной принято не было. Таким образом, Петербург был заинтересован в скорейшем урегулировании турецко-египетского конфликта без вмешательства европейских держав. По мнению Нессельроде, Россия могла присоединиться только к частному соглашению, касавшемуся непосредственно взаимоотношений между султаном и пашой[368]. Непременным условием русской стороны стало закрытие Дарданелльского пролива как в мирное, так и в военное время. К тому же с началом конфликта российское правительство еще взвешивало возможность своего участия в нем на стороне султана. В одной из аналитических записок Нессельроде развил свою мысль следующим образом: Мухаммед Али «является лишь номинальным ее (Порты. – Е. К.) вассалом. К тому же разрыв уз, соединяющих Египет с Оттоманской империей, конечно, не является событием, о котором мы стали бы сожалеть, Порта от этого стала бы лишь слабее. Она тем паче чувствовала бы нужду в нашем покровительстве и союзе с нами»[369]. Таким образом, с обострением кризиса в Петербурге пытались проанализировать создавшуюся на Востоке обстановку и выявить свое место в новой расстановке сил.

К концу 30-х гг. XIX в. во внешнеполитическом ведомстве России сложилось мнение, что Ункяр-Искелессийский договор не может быть продлен после окончания срока его действия: слишком велико было сопротивление западных держав. В сложившихся обстоятельствах ближневосточного кризиса, когда избежать вмешательства европейских государств в дела Турции стало невозможным, Нессельроде со своей стороны выдвинул идею «коллективного» договора, но такого, который не отменял бы выгоды Ункяр-Искелесси, а сохранил бы их при помощи общеевропейской гарантии. В своем докладе Николаю I от 31 мая 1839 г. Нессельроде отвергал возможность вмешательства в турецко-египетскую распрю только со стороны России: «…кажется очевидным, что мы не сможем прийти на помощь султану, заранее не приготовившись к столкновению с Англией на театре событий, центром и целью коих станет Константинополь»[370]. Одновременно Нессельроде считал возможным, отступив от русско-турецкого договора, достичь понимания со стороны Англии. Когда новое соглашение с ней будет заключено, «тогда мы будем иметь достаточную возможность громко заявить Англии: “Мы должны обеспечить свою собственную безопасность и безопасность Турции, поэтому нам необходимо, чтобы Черное море не было открыто для иностранных военных кораблей”»[371]. Знакомясь с этими доводами, трудно поверить, что многоопытный политик действительно был убежден в возможности подобного развития событий: встав на путь уступок по важнейшему для России внешнеполитическому вопросу, русская дипломатия уже не могла свернуть с него, и каждый новый шаг лишь усугублял положение.

Английские представители в Константинополе проявили большую активность, чтобы перехватить у России инициативу. Для этого европейские правительства пренебрегли интересами самой Османской империи и заняли позицию грубого вмешательства в ее внутренние дела. По сведениям российского МИД, Порта была готова заключить соглашение с Мухаммедом Али на условиях передачи ему прав наследования всех областей, которыми египетский паша обладал к тому времени. Уполномоченные Порты уже готовы были выехать в Александрию, когда последовало вмешательство пяти европейских государств в форме ноты константинопольских по сланников[372]. Эта нота была подписана 27 июля представителями Австрии, Англии, Франции, Пруссии и России. В ноте говорилось, что «солидарность пяти великих держав по восточному во просу является обеспеченной и… им поручено просить Блистательную Порту воздержаться от принятия без их содействия каких бы то ни было окончательных решений»[373]. В отечественной историографии бытует мнение, что благодаря этой оплошности Бутенева, присоединившегося к ноте вопреки позиции, занятой российским МИД по отношению к коллективным мерам, Россия была вынуждена и в дальнейшем следовать в фарватере английских инициатив. Как свидетельствуют все последующие события, российское правительство в любом случае не захотело бы оказаться в изоляции. Таким образом, подпись Бутенева не носила фатального характера для развития ситуации, если он даже и не имел инструкций Петербурга о присоединении к такого рода документам. Следует подчеркнуть, что на данном этапе развития кризиса как Россия, так и Османская империя пытались избежать вмешательства других держав. Турецкое правитель ство согласилось с предложением российского посланника закончить дело двусторонним соглашением, но под влиянием внушений австрийской дипломатии пересмотрело свою точку зрения, обратившись к представителям пяти заинтересованных стран.