Книга Тень ингениума - Алексей Пехов

– Вот видите? Иероглифы микмак36 может прочитать либо индеец, либо какой-нибудь заумный лингвист из университета. Нормальные люди перед этой куриной прописью пасуют, точно пилигримские волы перед зарослями пригли37.

– Я оставлю письмо себе. Не возражаете?

– Это довольно ценный документ. У меня нет копии.

– Вы вряд ли сможете передать ценный документ так, чтобы не поймать головой томагавк. Но у меня может получиться. А вы, в свою очередь, не будете подходить к моему индейцу, пока я не получу ответ.

– Вы настолько заботитесь о своих солдатах, Итан?

– Как и любой хороший сержант.

Джейк Осмунд протянул мне руку, и я пожал ее, скрепляя сделку.

Глава девятая

ДЕВОЧКА, КОТОРОЙ НЕТ

– Только представь. – Пшеница крутил нож, умудряясь направлять лодку в протоки свободной рукой. – Представь, как эта штука входит тебе в глаз. Или в шею…

– Ты слишком увлекся, на мой взгляд, – добродушно ответил я ему, но он несся по волнам своего воображения, вместо того чтобы везти нас по озеру.

– Он рассекает любую преграду, даже кость, выходит где-нибудь… под затылком. Ты все еще жив, жив последние секунды, ощущаешь его в своей башке, точно рыбью кость в горле, и понимаешь, что умираешь.

– Экий ты кровожадный парень. – Я ничуть не был впечатлен его словами. – Но у меня к тебе вопрос.

– А? – Он наконец-то отвлекся от своей игрушки.

– Ты дурак?

– Чего?! – Пшеница округлил глаза.

– Ну это вполне логично, поинтересоваться твоими умственными способностями в свете той ситуации, что развивается прямо у меня под носом. У тебя ведь в руках нож плакальщика.

– Верно. Самый острый и прочный клинок из всех, что я встречал. Видел бы ты, как им разделывать курицу на кухне у Панайоты! Ух!

– Ты забрал меня в городе. А прежде, чем мы встретились, что делал?

– Был на работе. Ну еще к матери домой заглянул. – Он все еще не понимал, куда я клоню.

– Ты – дурак. – Больше я не спрашивал. – Дружок, у тебя в руках долбаный и всеми чертями драный нож плакальщика, а ты разгуливаешь с ним по улицам, точно с любимой таксой в манишке. И считаешь, что если тебя возьмут за жабры, а тебя возьмут, то жандармы, тайная полиция, плакальщики и даже министр вод настолько восхитятся твоей глупостью, что вручат тебе орден, пожмут руку и отвезут на личном мобиле дукса прямо до квартиры?

– Ну, не сгущай краски, – как-то неуверенно произнес парень.

– О, я их сгущу еще сильнее, когда расскажу тебе, какое счастье испытает Мюр, когда узнает, что ты взял клинок у нее без спросу.

– Чего сразу без спросу-то? – Он опустил взгляд. – Да я и всего лишь на время его одолжил.

– Говорил ей, не трогай нож плакальщика, – мрачно сказал я. – Некоторые трофеи держать при себе глупо. Эта вещь тебя погубит. Или ее.

– Ерунда! Я очень осторожен. Среди жандармов сплошные идиоты, и других туда просто не берут. Они враги свободы Риерты.

Многие считают себя умнее других.

– Сплошные идиоты? Интересно. Я, если ты не знал, бывший полицейский.

У него лицо вытянулось от такой информации.

– Ну я про тебя не говорил.

– Ага, – скучным голосом произнес я. – Дай-ка.

Пшеница с некоторым сомнением протянул мне нож. Я несколько секунд подержал его в руке, отмечая про себя серьезный вес и превосходный баланс. Клинки, которые изготовили в лабораториях Брайса, действительно отличные, ничуть не хуже искирских. Затем я бросил его за борт, и вода сомкнулась над ним.

– Эй! – Не ожидавший этого парень вскочил так резко, что сам едва не грохнулся с лодки, шедшей на малом ходу. – Ты сдурел?! Черт! Черт!

– Давно надо было это сделать, – ответил я ему.

– Слушай, если ты обиделся на идиота-полицейского…

– Ты меня совсем не слушаешь? Держать нож плакальщика при себе все равно что носить в кармане шашку динамита с почти догоревшим фитилем. Держать голодного контаги в собственной квартире, если уж первая аналогия тебе непонятна. Мюр хотя бы хранила его в вашей берлоге, а не разгуливала по улицам, где любой жандарм может проверить твои карманы. Ты мог не только сам попасться, но и других утащить на дно.

– Я бы никому ничего не сказал.

– Тешь себя этой мыслью и дальше, парень. Даже я бы сказал все, что знаю, да еще и от себя бы присочинил, когда плакальщик стал бы меня разделывать. Так что лучше потерять нож, чем жизнь друзей.

Он сел и сказал, точно ребенок, который ожидает наказания от родителей за совершенную шалость:

– Ну все. Мне конец теперь. Каштан сожрет вместе с ботинками. Спасибо, Итан. Удружил.

– Вали все на меня.

Тот в ответ издал лишь жалкий звук, означавший «вряд ли меня это спасет». Мой спутник был сильно обижен, а оттого его бесконечная болтовня, которую я слушал битый час, наконец-то прекратилась.

Пшеница подхватил меня на одном из пирсов Рынка, в ранних сумерках, и, пока мы плыли, стемнело. Теперь, несмотря на два зажженных фонаря, мы, точно осторожная лисица, крались через лабиринты Утонувших кварталов, среди пустых домов и торчащих из воды затопленных крыш.

Специально для Итана Шелби, обожавшего находиться подальше от суши, чтобы не казалось совсем уж скучно, пошел дождь, поднялся туман, и лодка едва ползла, не рискуя влететь в какую-нибудь торчащую из воды хрень.

Если искать хоть какие-то положительные моменты в этой жизни, то могу отметить, что Желтая Черепаха был прав, тень, столь внезапно появившаяся, так же быстро исчезла. Спасибо ему за этот краткий, но важный для меня перерыв, когда можно ощутить себя нормальным человеком.

– Послушай, – сказал я Пшенице. – Не хочу тебя расстраивать, но я уверен, что мы здесь проплываем уже в третий раз. Если только в Утонувших кварталах нет трех одинаковых домов.

– В четвертый, – признал он. – Немного заблудился в проклятом тумане, а в нем все кажется одинаковым. Я не Белфоер, он здесь может ориентироваться с закрытыми глазами.

Часа через полтора из тумана нам мигнула теплая желтая монетка фонаря. Уже знакомый мне катер стоял возле пирса, и Пшеница многозначительно хмыкнул:

– Каштан, наверное, «счастлива».

Белфоер в парусиновом плаще дымил трубкой, ожидая нас. Он поймал брошенный Пшеницей конец каната, привязал лодку и, когда я оказался на пирсе, крепко пожал мне руку, не сказав ни слова.