Книга Из смерти в жизнь…. Главная награда - Сергей Галицкий

Проснулся я от резкого звука и вспышки огня. Это совсем рядом со мной разорвались две мины от «василька» (советский автоматический миномёт калибра 82 мм. Заряжание кассетное, в кассету помещаются четыре мины. — Ред.). (Миномёт этот был установлен на «уазике», который мы потом всё-таки нашли и взорвали.)

Я сразу оглох на правое ухо. Ничего в первый момент понять не могу. Кругом раненые стонут. Все орут, стреляют… Почти одновременно со взрывами нас начали обстреливать с двух сторон, и ещё и сверху. Видно, «духи» хотели нас врасплох сразу после обстрела взять. Но бойцы оказались готовыми и эту атаку тут же отбили. Бой получился скоротечный, длился всего минут десять-пятнадцать. Когда «духи» поняли, что нахрапом нас взять не удаётся, они просто отошли.

Если бы я не лёг спать, то, может быть, и не случилось бы такой трагедии. Ведь до этих двух проклятых мин было два пристрелочных выстрела из миномёта. А если прилетает одна мина, это уже плохо. Но если две — это значит, что берут в «вилку». На третий раз прилетели уже две подряд мины и упали как раз в пяти метрах от костра, который и стал для «духов» ориентиром.

И только после того как стрельба прекратилась, я повернулся и увидел… На месте взрывов мин лежит куча раненых и убитых… Сразу погибли шесть человек, больше двадцати были тяжело ранены. Смотрю: Серёга Стобецкий лежит мёртвый, Игорь Якуненков — мёртвый. Из офицеров в живых остались только Глеб Дегтярёв и я, плюс авианаводчик. На раненых жутко было смотреть: у Серёги Кульмина дырка во лбу и глаза плоские, вытекли. У Сашки Шибанова огромная дырка в плече, у Эдика Колечкова огромная дырка в лёгком, туда осколок залетел…

Меня самого спас РД. Когда я стал его поднимать, то из него высыпалось несколько осколков, один из которых попал прямо в гранату. Но гранаты были, естественно, без взрывателей…

Хорошо помню самый первый момент: вижу разорванного Серёгу Стобецкого. И тут у меня изнутри всё начинает подниматься к горлу. Но сам себе говорю: «Стоп! Ты же командир, всё обратно убери!». Не знаю, каким усилием воли, но получилось… Но подойти к нему я смог только в шесть часов вечера, когда немного успокоился. А целый день бегал: раненые стонут, бойцов надо кормить, обстрелы продолжаются…

Почти сразу начали умирать тяжелораненые. Особенно страшно умирал Виталик Черевань. У него была оторвана часть туловища, но где-то полчаса ещё он жил. Глаза стеклянные. Иногда на секунду появляется что-то человеческое, потом опять стекленеют… Первый его крик после взрывов был: «Вьетнам», помогите!..». На «вы» ко мне обратился! А потом: «Вьетнам», пристрелите…». (Помню, как потом на одной из наших встреч его отец схватил меня за грудки, тряс и всё спрашивал: «Ну почему ты его не пристрелил, ну почему ты его не пристрелил?..». Но не мог я этого сделать, никак не мог…)

Но (вот чудо Божие!) многие раненые, которые должны были вроде умереть, выжили. Серёжа Кульмин лежал рядом со мной, голова к голове. У него же такая дырка была во лбу, что мозги было видно!.. Так он не просто выжил — у него даже зрение восстановилось! Правда, ходит сейчас с двумя титановым пластинами во лбу. А у Миши Блинова была над сердцем дырка сантиметров десять в диаметре. Он тоже выжил, у него сейчас пятеро сыновей. А у Паши Чухнина из нашей роты — сейчас четверо сыновей.

Воды у нас не то что для себя, даже для раненых — ноль!.. У меня с собой были и таблетки пантацида, и хлорные трубочки (обеззараживающие средства для воды. — Ред.). Но обеззараживать-то нечего… Тут вспомнили, что накануне шли по непролазной грязи. Бойцы эту грязь начали оцеживать. То, что получалось, водой назвать было очень трудно. Мутная жижа с песком и головастиками… Но другой-то всё равно не было.

Целый день пытались хоть как-то помочь раненым. Накануне мы разгромили «духовский» блиндаж, в котором было сухое молоко. Развели костёрчик, и эту «воду», добытую из грязи, начали с молоком сухим размешивать и раненым давать. Сами мы эту же воду и с песком, и с головастиками пили за милую душу. Я бойцам вообще сказал, что головастики очень даже полезные — белок… Даже брезгливости ни у кого не было. Поначалу в неё пантацид бросали для дезинфекции, а потом пили уже и просто так…

А Группировка не даёт добро на эвакуацию «вертушками». Мы же в дремучем лесу. Вертолётам сесть негде… Во время очередных переговоров по поводу «вертушек» я вспомнил: у меня же есть авианаводчик! «Где авианаводчик?». Ищем, ищем, но никак не можем его на нашем пятачке найти. И тут я оборачиваюсь и вижу, что он каской вырыл окоп в полный рост и сидит в нём. Я не понимаю, как он из окопа землю доставал! Я туда вообще даже пролезть не смог.

Хотя вертолётам зависать было запрещено, один командир «вертушки» всё-таки сказал: «Зависну». Я дал сапёрам команду расчистить площадку. Взрывчатка у нас была. Мы подорвали деревья вековые, в три обхвата. Стали готовить троих раненых к отправке. Одному, Алексею Чаче, осколок ударил по правой ноге. У него огромная гематома, ходить не может. Его я готовлю к отправке, а Серёжу Кульмина с пробитой головой оставляю. Меня санинструктор в ужасе спрашивает: «Как?.. Товарищ командир, почему вы его не отправляете?». Отвечаю: «Этих троих я точно спасу. А вот «тяжёлых» — не знаю…». (Для бойцов было шоком, что на войне своя страшная логика. Спасают здесь в первую очередь тех, кого можно спасти.)

Но нашим надеждам было не суждено сбыться. Вертолётами мы так никого и не эвакуировали. В Группировке «вертушкам» дали окончательный отбой и вместо них отправили к нам две колонны. Но наши батальонные водители на БТРах так и не пробились. И только в конце концов к ночи к нам пришли пять БМД десантников.

С таким количеством раненых и убитых с места мы не могли сдвинуться ни на шаг. А ближе к вечеру начала просачиваться уже вторая волна отходящих боевиков. Они нас из подствольников время от времени обстреливали, но мы уже знали, как действовать: просто кидали гранаты сверху вниз.

Я вышел на связь с комбатом. Пока мы с ним разговаривали, в разговор вмешался какой-то Мамед (связь-то была открытая, и наши радиостанции ловил любой сканер!). Начал какую-то ахинею нести про десять тысяч долларов, которые он нам даст. Закончился разговор тем, что он предложил выйти один на один. Я: «А не слабо! Приду». Бойцы меня отговаривали, но я пришёл на условленное место действительно один. Но никто так и не появился… Хотя сейчас я хорошо понимаю, что с моей стороны это было, если мягко сказать, опрометчиво.

Слышу гул колонны. Собираюсь идти встречать. Бойцы: «Товарищ командир, только не уходите, не уходите…». Понятно, в чём дело: батяня уходит, им страшно. Я понимаю, что идти вроде нельзя, ведь как только командир ушёл, обстановка становится неуправляемой, но и отправить больше некого!.. И я всё-таки пошёл и, как оказалось, хорошо сделал! Десантники заплутали в том же месте, что и мы, когда почти до Махкетов дошли. Мы всё-таки встретились, хотя и с очень большими приключениями…

С колонной пришёл наш медик, майор Нитчик (позывной «Доза»), комбат и его заместитель — Серёга Шейко. Кое-как загнали на наш пятачок БМД. И тут опять начинается обстрел… Комбат: «Что тут у вас такое творится?». После обстрела полезли уже сами «духи». Они, наверное, решили проскочить между нами и нашей «миномёткой», которая окопалась в трёхстах метрах на высотке. Но мы уже умные, из автоматов не стреляем, а только гранаты вниз бросаем. И тут вдруг поднимается наш пулемётчик Саша Кондрашов и даёт бесконечную очередь из ПК в противоположную сторону!.. Я подбегаю: «Ты что делаешь?». Он: «Смотрите, они уже на нас вышли!..». И действительно, вижу, что «духи» — метрах в тридцати. Было их много, несколько десятков. Они хотели, скорее всего, нахрапом нас взять и окружить. Но мы гранатами их отогнали. Они и тут прорваться не смогли.