Книга Купленная революция. Тайное дело Парвуса - Элизабет Хереш

Как лояльный подданный, германский посол, конечно, является пламенным поборником идеи превратить Германию в победоносную военную и мировую державу, в начале которой лежало бы уничтожение России. Мировую державу — потому что Рантцау мысленно видит перед собой как отдаленную цель «освобожденную» от династии Романовых и уменьшенную территориально Россию, которая была бы лишена власти как скромное государство «допетровских размеров», влачащее свое существование в зависимости от великого германского соседа, охотно позволяющее использовать себя в экономических интересах и тем самым помогающее Германии дать отпор английской колониальной империи, сломить ее господствующее положение.

Если бы внутреннюю социальную стабильность и внешнюю мощь Германии можно было пробрести за счет организованной дестабилизации России и уничтожения се величия, с Рантцау можно было бы согласиться.

Здесь интересы обоих собеседников, Брокдорфф-Рантцау и Парвуса, совпадают — по способу одного и по цели другого, а в остальном трудно себе представить более разных людей.

Когда Парвус в конце июля 1915 года прибывает в германское посольство для первой личной беседы, его успех у своего контрагента уже предопределен.

Массивный человек эпохи Ренессанса идет навстречу застенчивому интеллектуальному дипломату. Немецкий агент Циммер, который специально пребывает в Копенгагене, чтобы наблюдать за поведением Парвуса и подготовить его первую встречу с дипломатическим представителем германского рейха в Копенгагене, так описывает контраст между обоими мужчинами: «Парвус был евреем, эмигрантом, теоретиком, представителем богемы, полным жизненных сил бонвиваном, социалистом, к тому же капиталистом. Брокдорфф-Рантцау, напротив, олицетворял чувствительного, самоуверенного и преданного традициям аристократа, у которого даже внешне не проявлялось ничего общего со своим социалистическим визави. На его аскетично худом туловище восседала контрастно очерченная голова, напоминающая орлиную, с гладко зачесанными на пробор волосами. Внешность посланника ассоциировалась с внешностью культивированного вельможи, чья церемонная вежливость, однако, была смешана с крепкой долей скабрезной иронии…»

Домашний доктор Брокдорффа-Рантцау Янош Плеш, который, очевидно, прощупывал пульс исключительно в высших кругах политического потомственного дворянства и купленного за деньги, познакомился с обоими протагонистами независимо друг от друга и неосознанно в своем описании раскрывает тайну того притягательного действия, которое Парвус оказывает на Рантцау, и той ауры, окружающей революционного миллионера: «Меня пригласили в Цюрих к постели банкира Леопольда Коппеля, страдающего воспалением легких, владельца фирм «Ауэр» и «Осрам». Там я познакомился с человеком, который, вероятно, играл немалую роль в связях России с остальными европейскими странами в период первой мировой войны. Его имя — Гельфанд, а всем он был известен как Парвус. Роль его интересна, хотя весьма и весьма сомнительна. Он был гениальным шпионом — или, лучше сказать, гением шпионажа. Он создал сеть русских революционных эмигрантов. Он был закулисным руководителем, наделенным необычайной хитростью и бесстыдством; великий обманщик — но все же очень хорошо осведомленный. Этот человек имел строгие принципы, чем строже они были, тем больше денег он брал, чтобы отказаться от них.

Он заинтересовал меня как очень живой и дружелюбный собеседник, как человек с юмором и интеллектом. И это несмотря на то, что его внешность можно было назвать как угодно, только не привлекательной. У него было лицо бульдога с двойным подбородком и бородой, а его умные небольшие глаза заплыли жиром. Мощное туловище располагалось на коротеньких ногах, а когда он ходил, то широко размахивал руками, как будто стараясь удержать равновесие. Он курил большие дорогие сигары и пил шампанское, с которого всегда начинал свой день.

О нем рассказывали невероятные истории. Тогда его опорным пунктом был Цюрих, откуда он организовывал разведку и контрразведку. Для прикрытия он работал швейцарским агентом греческого торговца оружием Василия Сахарова. [12]

Не знаю, пользовался ли Парвус успехом у женщин, но, в любом случае, он всегда находился в окружении гарема из четырех — шести женщин — все белокурые и толстые, что соответствовало его вкусу. В общем, во всем личность необычная, и когда я увидел Брокдорффа-Рантцау, то сообщил ему о Парвусе, и, как я полагаю, он его использовал.

Во всяком случае — кстати, очень дорогостоящий — договор на сумму свыше тридцати миллионов марок о поставках угля в Данию должен был достаться Хуго Штиннесу, но, к общему удивлению непосвященных, он был отправлен Гельфанду…»

Доктор Янош Плеш охотно приглашает на «мужские вечера» в свою берлинскую резиденцию наиболее интересных людей из своих пациентов, где на первом плане стоят умные, содержательные беседы и дискуссии. Во время такого клубного вечера он умело соединяет знаменитых людей, например лауреатов Нобелевской премии Альберта Эйнштейна и Фритца Хабера, музыкантов Фриц Крайслера и Артура Шнабеля и других деятелей искусств. В качестве дипломатического моста — еще и «благородного большевика» Йозефа Грюнберга и, наконец, дипломата Брокдорффа-Рантцау, впоследствии ставшего министром иностранных дел, признанного всеми в его служебном окружении чопорным и малоконтактным: «Граф был личностью неординарной. Он соединял в себе две противоположности — Аполлона и Дионисия. Казалось, Рантцау днем являл собой Аполлона, а ночью — Дионисия. С каждым часом ближе к полуночи он все больше оживлялся, его ум становился активнее, а беседа, которую он вел, — остроумнее. Днем он казался лишь тенью того, каким его знали поздним вечером. Он был большим знатоком вин, и с каждым глотком «Короля Королей», как он называл вино из запасов Меттерниха в замке Иоганнисберг, речь его становилась все более искристой и виртуозной…»

Почему такой утонченно-корректный и интеллигентный дипломат, как Брокдорфф-Рантцау, проявил интерес, прежде всего, к личности Александра Парвуса, а не только к его программе, скорее всего объясняется двойственной сутью самого Брокдорффа-Рантцау. Возможно, написанное на лице Парвуса жизнелюбие отзывалось скрытой страстью в обычно чопорном немецком дипломате, а значит, дополняло и его самого?

Как бы то ни было, посол чувствует непроизвольное доверие и симпатию к своему такому непохожему на него собеседнику и после разговора с Парвусом 1 августа 1915 года сразу же направляет телеграмму в Берлин. В ней он особенно подчеркивает «германофильскую позицию Гельфанда» и утверждает, что тот произвел на него впечатление необыкновенно умного человека.

В начале августа немецкий агент Макс Циммер, с помощью которого в Константинополе был установлен первый контакт Парвуса с посольством Германии, тоже отправляет свой отчет. Министерство иностранных дел в Берлине отправило Циммера в Копенгаген в качестве соглядатая за действиями Парвуса.

В телеграмме, отправленной в Берлин, Циммер сообщает о «конспиративном шедевре» и гениальности, с которой Парвус выполнил свой план. Дальше Циммер описывает связь бизнеса Парвуса с политикой, формирование им денежных каналов для превращения доходов от бизнеса в политические деньги и использование его экспортной фирмы как инструмента для подрывной деятельности.