Книга Американская ржавчина - Филипп Майер

Все свежевыкрашенное, без единого пятнышка, стальная проволока ярко блестит на солнце, большие окна в караульных вышках сияют чистотой. Открылись ворота. Поу смотрел, как они все удаляются и удаляются за его спиной. Внутри одного из зданий его бумажник и часы положили в большой коричневый конверт, еще раз у него на глазах пересчитали деньги и заставили раздеться. Он стоял голый, лицом к стене. Два охранника, оба с дубинками наизготовку. Вот оно, подумал Поу.

– Открой рот и подними язык. Взъерошь волосы как следует. Повернись и потяни уши вперед.

Поу покорно подчинялся.

– Наклонись поглубже и разведи ягодицы.

Мужики стояли на безопасном расстоянии. Поу сделал, что велели.

– В прохорях есть что-нибудь?

– В чем?

– В обуви, парень. Есть что в ботинках?

– Нет.

– Разрезать посмотреть?

– Пожалуйста, не надо резать мои туфли.

Поу обернулся. Один из охранников ощупывал его ботинки внутри рукой, затянутой в синюю латексную перчатку. Оба охранника в серых форменных рубахах и черных брюках; материал дешевый, форма совсем застиранная.

– Отвернись, мать твою, – рявкнул тот, что ниже ростом. – Повторять не буду.

Поу подчинился.

– Вот так-то. А теперь наклонись три раза, в темпе. И чтоб достал до носочков, живо.

Поу сделал.

Второй постукивал дубинкой по стене.

– Еще быстрее, – приказал он. – Марш-марш!

Поу и это сделал.

– В отличной форме пацан, – заметил один из копов.

– Зачем это?

– На тот случай, если ты заныкал у себя в жопе колюще-режущее. Если наклоняться быстро, эта штука поднимется повыше и вспорет тебе кишки изнутри.

– Нет у меня там ничего.

– Ну тогда запомни на будущее. Это часть регулярного шмона.

Ему вернули обувь, вручили оранжевую робу, вонявшую потом.

– У меня нет белья и носков, – сказал Поу. Никакой реакции.

Его отвели в другую комнату, где поставили перед высокой стойкой, за которой сидела толстая негритянка. Он вежливо поздоровался, она не ответила. Проверила имя.

– Думаешь о самоубийстве? – деловито спросила она.

– Нет.

– Гомосексуалист?

– Нет.

– Есть аллергия или другие медицинские проблемы?

– Нет.

– Никогда не собирался нанести себе увечье?

– Я же вам только что сказал.

Раздраженный взгляд.

– Ладно, проехали, – сказал он. – А где мой адвокат?

Она будто не слышала. Он стоял и смотрел, как она пишет что-то, и чувствовал, как внутри нарастает злость, но держал себя в руках, ни разу не поможет, если дать волю гневу.

Тетка отложила его дело и принялась просматривать другие бумаги, вероятно не имевшие к нему отношения, потом черкнула что-то в ежедневнике. А он все стоял навытяжку, сложив руки за спиной. Долго стоял. Переминался с ноги на ногу; нога затекла. Наконец она махнула охраннику и Поу повели дальше. В следующей комнате заключенный, видать из старших, седой мужик лет за шестьдесят, вручил ему стопку простыней, полотенце и подушку, спросил, какой размер он носит.

Когда охранник вышел в соседнюю комнату, мужик спросил:

– Сколько хочешь за свои башмаки, приятель? “Тимберленд”?

– “Ред Вингс”.

– Ну и что ты за них хочешь?

– Они не продаются.

– Не испытывай мое ебаное терпение, кореш.

Поу промолчал. Мужик ушел куда-то, вернулся, сунул Поу полиэстеровые штаны, две пары носков и белья и синюю джинсовую рубаху.

– Это все не по размеру, – возмутился Поу.

– А ты тупорылый ебаный лох, и что?

Он мог бы запросто поднять этого мужичонку и раскроить ему череп, но почему-то тот нисколько не боялся грозного Поу. Он стянул оранжевую робу, влез в новую одежду, тут вернулся охранник; Поу, подхватив барахло, двинулся следом за ним по длинному узкому коридору. Миновали караульный пост, отгороженный оргстеклом толщиной в дюйм, потом за отъехавшей с жужжанием стальной дверью открылось помещение размером с футбольное поле. Коридор пуст, только пара охранников на посту да какой-то заключенный возит шваброй по полу. Пол и без того блестит, жутко воняет средством для мытья и мастикой. Слева и справа проходы в тюремные блоки, Поу видел людей, сидящих за столами, слышал, как где-то бормочет музыка. Он думал, коп объяснит, куда они идут, но тот молчал.

Перед следующей стальной дверью охранник остановился, замок щелкнул, и они оказались в тюремном блоке. Два ряда камер с каждой стороны и пустое пространство по центру. Несколько телевизоров работают на полную громкость, “Шоу Джерри Спрингера” и какой-то рэп. За столами играют во что-то, в шашки или даже шахматы, некоторые в таких же штанах цвета хаки и синих рубахах, как Поу, но большинство в приличных футболках, фуфайках и брюках, явно не казенных. Внезапно шум в комнате стих, все внимательно смотрели на Поу.

– Мне нравятся его башмаки, – громко объявил один.

– Вы только взгляните на этого охуенного красавчика-лоха.

– У нас тут недотрога Бритни Спирс в башмачках. Возьму-ка я эту задницу и… – Краем глаза Поу видел, как один из заключенных изображает характерное движение.

– Вонючий ниггер, – отозвался другой. И крикнул Поу: – Я позабочусь о тебе, детка. Эти козлы не посмеют тебя пугать. Ты слишком хорош для них.

Мужики заржали и радостно загомонили, сообщая, что они намерены сделать с Поу.

Поу испуганно обернулся к охраннику, ожидая, что тот одернет уголовников, но охранник не вмешивался.

– Не ссы, лошара, – услышал Поу. – Этот грязножопый тюремщик не посмеет вякнуть. Точняк. Потому как тогда он следующий в очереди за тобой.

Надзиратель смотрел прямо перед собой. Махнул рукой группке заключенных, перегородивших путь к лестнице, но они посторонились лишь в самый последний момент. Надзиратель, немногим старше Поу, старался не встречаться ни с кем взглядом.

Все двери камер были открыты, но они подошли к той, что заперта. Охранник нашел нужный ключ на своей связке, вставил в замок, повернул. Поу не сразу догадался, что он должен сам отворить дверь.

Камера оказалась шести футов в ширину и десять в длину. Две стальные койки, привинченные к стене, занимали половину пространства, напротив двери – железный унитаз без стульчака, раковина. Стоять здесь мог только один.

– Вы сюда всех новеньких суете?

– А ты чего ожидал?

– Чуть побольше места для двух коек.

– Думаешь, это плохо? Обычно-то новеньких отправляют в карцер на пару недель для обработки. Ты, по крайней мере, оказался сразу с народом. Да еще твой сосед сейчас в карцере, так что несколько дней камера в твоем распоряжении.